Джулия Корбин - Не доверяй мне секреты

Я перемещаю три горошины на вершину кучи вареной картошки и хлопаю по сооружению вилкой.

– Ненавижу Фей, ненавижу ее сестру. Никогда больше к ним не пойду.

– А вот у вас новенькая появилась, Орла, как ты к ней относишься? – спрашивает мама каким-то чересчур радостным голосом.

– Я ее совсем не знаю, – качаю я головой.

– А Моника? Красивая, умненькая девочка…

Я кричу так громко, что из гостиной выходит папа.

– Что тут у вас происходит? – спрашивает он.

Мама чистит кастрюли. Она даже не оборачивается, продолжает яростно тереть мочалкой.

– Опять капризничает.

– Может, надо выслушать человека, – обращается папа к прямой, как доска, спине мамы. – Что мы ее мучим, какой толк?

– Мучим? Да она сама кого хочешь замучит! – Она со звоном и грохотом водружает скороварку на сушилку. – Вечно все хочет делать по-своему!

– Лилиан! – рычит папа, а я сую в рот полную вилку еды; она не лезет в горло, застревает комом, будто я пытаюсь проглотить большую карамелину. – Ей уже восемь лет. Посмотри на нее, она же так у тебя скоро сляжет. Хватит драть нос и немедленно отправляйся к Мо.

– Ни за что! – кричит мама в ответ, наконец поворачиваясь к нему; губы ее искривлены злостью, в широко раскрытых глазах ярость. – Не пойду, понятно? Она еще будет указывать мне, что делать в моем собственном доме, истеричка и хамка!

Отец еще не успевает ничего прокричать в ответ, как я срываюсь с места, мчусь к лестнице, забегаю в туалет на втором этаже, выплевываю картошку в унитаз и сажусь, зажав уши ладонями, чтобы не слышать их ругани.

Через несколько минут кухонная дверь с грохотом захлопывается. Я бегу к заднему оконцу и вижу, как мать шагает по дорожке в сторону сада Мо. До слуха доносятся обрывки фраз: «нарочно…», «все нервы измотали…», «была не права…» Не пройдя и половины пути, мама закрывает лицо руками. Из дома выбегает Мо, обнимает ее, как она обнимает детей. Дает маме платок, та сморкается, потом идет обратно. Затаив дыхание, жду. Она входит ко мне в комнату. Ничего не говорит, просто смотрит на меня, и все. Я обвиваю руками ее талию как можно крепче, потом выбегаю и мчусь вниз по ступенькам. Папа поднимает глаза от газеты, и, пулей пробегая мимо, я вижу улыбку на его губах. Мчусь к калитке, проскакиваю в нее и попадаю прямо в объятия Мо. Она смеется и отрывает меня от себя.

– Вот чумовая, чуть с ног не сбила, ей-богу.

Я радостно прыгаю вокруг:

– А Юан где?

– Да там, у себя в пещере. И не забудь ведерко! – кричит она уже мне в спину.

На бегу подхватываю ведро.

– Я люблю тебя, Мо! – воплю, не оглядываясь, и спускаюсь к берегу.

Ветер развевает подол платья, волосы. Бегу босиком, раскинув руки в стороны и оставляя на мягком песке следы.

Вижу его у самого берега, он наклонился и смотрит на что-то в воде, плещущейся между скалами. Я кричу, но ветер уносит голос в сторону. Наконец добегаю; я так взволнована, что едва могу говорить, только приплясываю на одной ножке и кружусь.

– Юан! Юан! Знаешь что? А нам снова можно играть вместе! Моя мама сдалась! Я им устроила настоящую голодовку, как в Ирландии, и мама сдалась!

Он смотрит на меня сощурившись. На лице пятнышки прилипшего песка.

– А кто сказал, что я захочу теперь с тобой играть?

Потрясенная, я застываю на месте, слезы наворачиваются на глаза, щиплют веки.

– Как это не захочешь? Ведь мы же с тобой друзья.

– Да, может быть. Но тогда… чтоб больше мне не плакать… и трусы не показывать, – скалится он. – Если, конечно, сама не попросишь, чтоб я их спустил.

– Нахал!

Я толкаю его, он тоже меня толкает. Я падаю, он садится на меня верхом и держит за руки. Морская вода плещется у самых моих ног, я пытаюсь упереться в песок пятками, но у меня ничего не выходит, они скользят и проваливаются.

– Сдаешься?

– Ни за что!

Я сопротивляюсь, брыкаюсь, толкаюсь, но он прижимает мне руки к песку и не обращает внимания на то, что я луплю его по спине коленками.

– Сдаешься?

Всем своим весом он давит мне на живот.

– Ладно, ладно, сдаюсь! – хрипло отвечаю я. – Но только на этот раз, понял?

Он отпускает меня и ложится рядом, головы наши совсем близко. Так и лежим, затаив дыхание, смотрим в небо, по которому медленно плывут облака.

– Вон те, большие такие, видишь? На цветную капусту похожи, – он показывает пальцем, – они называются кучевые. А вон те, смотри туда, они очень высоко, называются перистые… образуются на высоте тридцать тысяч футов и состоят из ледяных иголок.

– Откуда ты все это знаешь? – спрашиваю я.

– Моника рассказывала.

– Моника?! – поворачиваюсь к нему и хихикаю. – Ты что, играл с Моникой?

Он пожимает плечами:

– Да она все это время ходила за мной как хвост. Между прочим, она очень много чего знает. Даже в рыбалке разбирается.

Я больно щиплю его за руку.

– Ой! – вскрикивает Юан.

Я вскакиваю и бегу прочь.

– Все равно догоню! – кричит он. – Никуда не денешься!

Я сажусь на утренний поезд до Эдинбурга. Пытаюсь читать журнал, пробегаю глазами броские названия: «Муж бросил меня ради мужчины», «Дети, так и не научившиеся дышать», потом начинаю статью про еду с низким индексом глюкозы. Через пару минут откладываю журнал в сторону. Никак не могу собраться с мыслями. Жду не дождусь конечной станции, чтобы покончить с этим делом раз и навсегда.

Встаю, начинаю ходить взад-вперед по проходу. Вагон почти пуст, только какой-то подросток прилип к своему айподу, в перерывах отправляя ко-му-то текстовые сообщения по телефону. Вот поезд въезжает на железнодорожный мост, и я подхожу к окну. Вода серая, как свинец. Внизу проплывает баржа; начинаю считать разноцветные коробки на ее борту, уложенные в высокие штабели, словно строительные блоки. Это заставляет меня вспомнить игру, в которую я играла, когда была маленькая, она всегда скрашивала скуку долгого путешествия. Считаю автомобильные номера, начинающиеся с буквы V, или фургоны, движущиеся на север. Потом автомобили красного цвета, автомобили с кузовом «хэтчбек», коров, которые не стоят, а лежат на траве, пережевывая жвачку. Считаю, сколько раз я вспомнила о Розе с тех пор, как она умерла. Бесполезно. Тысячи раз. Десятки тысяч. В общем, не сосчитать.

Поезд прибывает в Эдинбург, и на платформу я выхожу первая. На вокзале Уэверли толпы народу, гул голосов поднимается до самых сводов. У меня в запасе пять лишних минуток, и я направляюсь в книжный магазин, чтобы выбрать Полу подарок на день рождения, который будет через две недели после дня рождения девочек. Я знаю, какую книжку ему подарить. Автобиографию знаменитого музыканта – это увлекательный, откровенный и во многом саморазоблачительный рассказ о жизни. Расплачиваюсь за книгу и выхожу на улицу, насквозь продуваемую ветром, лишь на минутку останавливаюсь, чтобы застегнуть куртку и полюбоваться Эдинбургским замком. Построенный на глыбе вулканической породы, он гордо возвышается над городом и над заливом Ферт-оф-Форт. В те редкие дни, когда он весь освещен солнцем, замок смотрит со своей высоты на созерцателя величественно и благосклонно, но сегодня он словно погрузился в глубокие раздумья. Над бастионами, бросающими длинные тени на скалы внизу, торчащие острыми пиками, нависают мрачные серые тучи.