Стивен Кинг - Возрождение

Астрид превратилась в старуху в инвалидном кресле. Темные глаза безучастно смотрели с бледного изможденного лица на еду, которая явно ее не интересовала. Компаньонка надела ей на голову нечто вроде шотландского берета, но тот сполз набок, обнажив лысый череп с белесой щетиной.

Она взяла ложку исхудавшей рукой, состоявшей из одних жил, но тут же положила обратно. Темноволосая женщина начала уговаривать. Бледное существо кивнуло. При этом берет упал с головы, но Астрид, похоже, этого не заметила. Она зачерпнула ложкой суп и медленно поднесла ее к губам. Большая часть груза потерялась по дороге. Она проглотила оставшееся, выпятив губы так, что я вспомнил, как покойный Бартлби брал из моей руки дольку яблока.

У меня подкосились колени. Если бы перед мониторами не было стула, я бы рухнул на пол. Джейкобс стоял рядом, заложив изуродованные руки за спину и покачиваясь взад-вперед с легкой улыбкой на лице.

И поскольку это правдивый рассказ, а не любовный роман, я должен сказать, что почувствовал подступающее облегчение. Мне не придется выполнять свою часть сделки с дьяволом, потому что женщина в инвалидном кресле не может выздороветь. Рак — настоящий питбуль, и он сжал ее в своих неумолимых челюстях. И не собирался останавливаться, пока не разорвет на части.

— Выключите, — прошептал я.

Джейкобс подался ко мне.

— Что-что? Прошу прощения, слух у меня не такой, как ког…

— Вы меня прекрасно слышали, Чарли. Выключите.

Он выполнил мою просьбу.

Мы целовалисьпод пожарной лестницей амбара «Эврика №7», и на нас падал снег. Астрид дохнула табачным дымом мне в рот, и кончик ее языка заскользил туда-сюда по моей нижней губе, а потом пробрался внутрь и принялся ласкать край десны. Я сжимал рукой ее грудь, хотя через толстую куртку мало что можно было нащупать.

«Целуй меня вечно, — думал я. — Целуй меня вечно, чтобы мне никогда не пришлось увидеть, что сделало с нами время и во что ты превратилась».

Но ни один поцелуй не длится бесконечно. Она оторвалась от меня, и я увидел под меховой опушкой капюшона пепельно-серое лицо, тусклые глаза, обвисший рот. Язык, только что побывавший у меня во рту, почернел и разлагался. Я целовался с трупом.

Или нет, потому что губы его искривила улыбка.

— Что-то случилось, — сказала Астрид. — Верно, Джейми? Что-то случилось, и Мать скоро будет здесь.

Я дернулся, охнул и проснулся. В постель я ложился в трусах, но теперь стоял в углу голый. В правой руке у меня была авторучка с ночного столика, и я тыкал ей в левое предплечье, где уже образовалось маленькое, но быстро растущее созвездие синих точек. Я уронил ручку на пол и, шатаясь, попятился.

«Стресс, — подумал я. — На сеансе в округе Норрис к Хью вернулась «призматика» в результате стресса, и ты сегодня тоже пережил стресс. И потом, ты хоть не сыплешь соль себе в глаза. И не просыпаешься во дворе с полным ртом земли».

Была четверть пятого — тот мертвый предутренний час, когда снова засыпать уже поздно, а вставать еще рано. Я вытащил книгу из меньшей из двух сумок, уселся у окна и раскрыл ее. Глазами я скользил по строчкам так же, как ел Нормин суп и салат: не ощущая вкуса. Наконец я сдался и просто смотрел в темноту, дожидаясь рассвета.

Он настал нескоро.

Я позавтракал в люксе Джейкобса. Если, конечно, можно назвать завтраком полчашки чаю и один тост. Зато Чарли оприходовал мисочку с фруктами, яичницу и приличную порцию жареной картошки. Куда только все это девалось, при его-то худобе? На столе у двери стояла шкатулка красного дерева. В ней, как он сообщил, находились его инструменты для исцеления.

— Кольцами я больше не пользуюсь. После окончания моей гастрольной карьеры в них нет нужды.

— Когда вы начнете? Я хочу поскорей с этим покончить и убраться отсюда.

— Очень скоро. Твоя старая подруга дремлет целыми днями, но по ночам спит плохо. Последняя ночь прошла для нее особенно беспокойно, потому что я велел мисс Ноултон не давать ей обезболивающего в полночь — оно подавляет мозговые импульсы. Мы займемся этим делом в Восточной комнате. В это время суток она — моя любимая. Если бы мы с тобой не знали, что Бог — не что иное, как прибыльная и самодостаточная концепция мировых церквей, утренний свет мог бы снова превратить нас в верующих.

Он наклонился вперед и серьезно взглянул на меня.

— Ты можешь в этом не участвовать. Я видел, как ты вчера расстроился. Мне понадобится твоя помощь будущим летом, но сегодня утром моим ассистентом может побыть Руди или миссис Ноултон. Давай ты приедешь завтра? Загляни пока в Харлоу. Навести брата и его семью. Думаю, вернувшись сюда, ты застанешь совершенно другую Астрид Содерберг.

В каком-то смысле этого я и боялся, потому что после отъезда из Харлоу Чарли Джейкобс поднаторел в мошенничестве. Будучи пастором Дэнни, он предъявлял публике свиную печенку под видом удаленных опухолей. Такой послужной список не возбуждал доверия. Мог ли я быть полностью уверенным, что женщина в инвалидном кресле — действительно Астрид Содерберг?

Мое сердце говорило, что да; мозг говорил сердцу: будь осторожней и никому не доверяй. Эта Ноултон может быть сообщницей — подсадкой, как говорят ярмарочники. В ближайшие полчаса меня ждало непростое испытание, но я не собирался сбегать, позволив Джейкобсу инсценировать излечение. Конечно, для этого ему понадобилась бы настоящая Астрид, но после стольких лет успешной ярмарочной карьеры он, наверно, сумел бы это устроить, особенно если моя бывшая подруга к старости оказалась в сложном финансовом положении.

Да, конечно, сценарий маловероятный. Но главное — я считал себя обязанным довести дело до, несомненно, печального конца.

— Я останусь.

— Как хочешь. — Он улыбнулся, и хотя один уголок его рта так и не смог приподняться, на этот раз в улыбке не было ни тени насмешки. — Приятно будет снова с тобой поработать. Как в старые добрые времена в Талсе.

В дверь негромко постучали. Вошел Руди.

— Женщины в Восточной комнате, мистер Джейкобс. Мисс Ноултон говорит, что они готовы. Говорит, чем скорей, тем лучше, потому что мисс Содерберг неважно себя чувствует.

Я не отставал от Джейкобса, идя со шкатулкой под мышкой к дверям Восточной комнаты. И только на пороге нервы меня подвели, и я пропустил его вперед, оставшись в дверях.

Он ничего не заметил. Все его внимание — как и значительные запасы обаяния — было сосредоточено на женщинах.

— Дженни и Астрид! — сердечно воскликнул он. — Мои две любимые дамы!

Дженни Ноултон символически прикоснулась к его протянутой руке — я успел разглядеть, что пальцы у нее были прямые, без видимых следов артрита. Астрид даже не пыталась пожать ему руку. Она смотрела на него снизу из своего инвалидного кресла. Нижнюю половину ее лица прикрывала кислородная маска, рядом на тележке стоял баллон с кислородом.