Йен Фишер - Ночной консьерж

Они поравнялись с местом, где еще недавно наверняка стоял коттедж. Теперь это место выглядело, как дырка в десне, откуда удалили больной зуб, не повредив здоровые, и залили рану йодом. Справа и слева высились заборы, за ними виднелись крыши домов и хозяйственных построек. И только в этом месте чернело пепелище, словно кто-то огнеметом аккуратно выжег строго очерченный участок. Невысокий холмик золы, несколько металлических балок да обгоревший остов автомобиля – вот все, что предстало их взглядам на площади в пятьдесят квадратных метров.

Кристина дрожащими пальцами открыла дверцу и, выбравшись из машины, застыла, будто парализованная. Рот полуоткрыт, губы шевелились, но девушка не могла выдавить из себя ни слова.

Серж, напротив, проявил активность. Выскочив из автомобиля, он обежал по кругу пепелище, будто надеясь что-то высмотреть, что-то отыскать в прогоревших остатках того, что недавно было домом. Его губы тоже шевелились, он не молчал. Вполголоса, для себя, понимая, что никто его не услышит, да и не должен никто слышать, Серж выплевывал ругательства. До Кристины доносилось утробное: «бля, бля, бля, бля…»

Обежав пожарище, Серж бросился к соседнему коттеджу и, не обращая внимания на входное сигнальное устройство, замолотил кулаками в дверь. С той стороны раздались шаркающие шаги, зазвенело опрокинутое в сенях ведро. Дверь приоткрылась. В проеме сначала возникла нечесаная борода, клочками прикрывавшая бугристое лицо свекольно-красного цвета. Вслед за бородой показался кряжистый старик в ватной фуфайке и валенках, доходивших ему до колен. Он начал без приветствий:

– Беда, арендатор! Второй день тебя по телефону набираю! Да у тебя все выключено, – сипло выдавил старик, с шумом втягивая в себя воздух.

Глаза его смотрели из-под насупленных бровей настороженно и виновато.

– Где он? – выдохнул Серж.

– Так кто же знает? Позавчера ночью все вроде утихло, а потом – как полыхнет! Разом занялся весь участок, никто и перекреститься не успел. Минут за десять прогорело. Ветра, слава Богу, не было. Мы с Антохиными, – старик кивнул на участок, находившийся по другую сторону пепелища, – потому и уцелели. Я пока баллон огнетушительный вытащил, пока справился с ним – успел только границу отстоять. Искры-то летели…

На торце его дома, обращенном к пепелищу, черными оспинами выделялись многочисленные подпалины.

– А что милиция? Пожарные?

– А что они? Приехали. И милиция, и пожарные. Только тут уже закончилось все. Порылись в золе, нашли кости чьи-то, говорят, одного человека и одной собаки. Повезли в город, экспертизу устраивать. Нас допрашивали: как и что, не поджог ли…

Видимо, слова старика про кости донеслись до Кристины. Она опустилась на колени рядом с угольным холмиком и запустила руки в золу, будто собралась отыскать там что-то.

– Ты когда жильца в последний раз видел, Арсений Павлович? – Серж в первый раз обратился к старику по имени.

– Скажу точно. Накануне видел. Вечером, в полдесятого, я новости поглядел по телевизору, вышел покурить на крылечко, а он из лесу возвращался, бегал, наверное. Он утром и вечером по лесу бегал. Бывало, по часу или дольше. Меня заметил, сразу в шарф завернулся. Лицо-то свое он мне не больно показывал. Так я и не любопытствовал. Вы же предупредили, чтобы жильца не беспокоить, я и не лез к нему. Продукты, еду, как договаривались, приносил, на крыльцо ставил и – восвояси. В полдесятого его видел, а полыхнуло уже за полночь.

– Точно он это был?

– С гарантией. Лица его я не знаю, а фигуру изучил. И костюмчик его спортивный, и походочка на пружинках. Ногу одну он так потешно вперед выбрасывал. Он это был, не сомневайтесь!

– А что ты милиции сказал?

Старик закряхтел. Видно было, что его распирает гордость за собственную сообразительность, но хвастаться этим сейчас он посчитал не к месту.

– Я, когда про кости услышал, сказал им, что бомжи повадились на ночлег в домик забираться. Я их гоняю, будто бы, когда слышу. Ну, а ночью уснешь, так они и лезут в тепло. Денег-то у меня нету каждый день замки менять!

– Молодец. – Серж вытащил из кармана пару купюр, вложил в потемневшую ладонь старика. – А что Антохины?

– Да ничего. Им хоть что. Все лето по Европам шастают. И не знают, поди, что чуть без дома не остались. Да им с того какая печаль? У Антохиных этих домов только в Ярославле три штуки.

Серж сунул старику еще одну купюру, попрощался и вернулся к Кристине. Девушка будто окаменела. Не мигая, смотрела на черный пепел, говорить и двигаться не могла, только вздрагивала всем телом. По ее щекам текли крупные слезы.

Силой затолкав Кристину в автомобиль, Серж вдруг почувствовал страшное опустошение и голод. Ему захотелось съесть килограмм, нет, лучше два килограмма мяса. Сочного, жирного, обжаренного в масле и присыпанного луком мяса. То ли окружающая природа, то ли пепелище упорно проталкивали в сопротивляющееся сознание мысль о шашлыке. Больше всего сейчас он хотел несколько часов посвятить не требующей раздумий ритмичной работе челюстей. И наплевать, если придет Али, Мансур, Романов, сделают из него абшаш, расчленят, утопят в маринаде, нафаршируют его чучело финиками. Очень хотелось есть.

* * *

Как часто бывает в таких случаях, первый шок у Кристины сменился царственной истерикой. Будто несколько сотен бутылок шампанского разом выплюнули пробки в хрустальные люстры. Официанты готовы были вызывать охрану, когда Кристина сбросила на пол столовые приборы и метко отправила сахарницу в голову Сержа. Сначала он не сумел увернуться, затем – едва сумел успокоить персонал. Потирая шишку на лбу, Серж объяснил сотрудникам бара, что перед ними известная шведская актриса кино, которая приехала на съемки российского сериала и вот – не выдержала столкновения с суровой реальностью и национальной самобытностью.

– Может, ей валидол поискать? – участливо спросила официантка, выглядевшая как старшеклассница с косичками вразлет.

– Не стоит. Лучше повторите коньяк. Еще лучше – двойную порцию.

После того как Кристина влила в себя триста граммов, пыл ее угас, а в глазах посыпалась стеклянная крошка. Серж заказал две большие чашки чая, устроился напротив девушки, взял ее ладони в свои, склонился и подышал на них, будто на дворе стоял холодный январь. Она не отняла ладони. Она посмотрела на него взглядом, в котором через боль проглядывало доверие. Ответив ей таким же искренним взглядом, Серж начал рассказывать:

– Твой отец обратился ко мне через посредника, одного влиятельного дипломатического работника в посольстве.

– Как его имя? – тихо спросила Кристина.

– Олаф Маттисон.

– Не знаю его… Продолжай.