Патрисия Корнуэлл - Обстоятельства гибели

Я указываю на снимок и обращаюсь к Мариино:

— Ты сказал, что, когда снимал часы сегодня утром, они уже вроде бы стояли. Точно? Или, может, ты так решил, потому что время на них было другое, не наше?

— Нет, они стояли. Говорю же, часы самозаводящиеся, остановились где-то утром, около четырех.

— Похоже, их поставили на пять часов позже нашего ВПВ [27] ВПВ ( англ . EST) — поясное время Восточного побережья США. На пять часов позже гринвичского времени. (Прим. перев.) . Видишь?

— Вижу. Тогда получается, что они остановились около одиннадцати вечера по-нашему. Значит, их с самого начала поставили неправильно, а потом они еще и остановились.

— Может, он находился в какой-то другой часовой зоне и прилетел откуда-то издалека, — замечает Бентон.

— Вот закончим здесь, и я сразу отправляюсь на поиски его квартиры, — обещает Марино.

Я проверяю записи в регистрационном журнале — стандартное отклонение равно нулю, уровень шума системы в пределах нормы.

— Готовы?

Мне не терпится начать сканирование. Я хочу посмотреть, что у этого парня внутри.

— Делаем томограмму, собираем данные и переходим к трехмерному осмотру с пятидесятипроцентным перекрытием, — говорю я Анне.

Она нажимает кнопку, и стол уходит в сканер.

— Изменим немного порядок. Начнем не с головы, а с грудного отдела, но как контрольную точку оставим, разумеется, глабеллу.

Глабелла, или надпереносица, — место между бровями, над носом, используемое нами при пространственной ориентации.

— Поперечный разрез грудной клетки точно коррелируется с отмеченной вами областью.

Мы возвращаемся в аппаратную, и я на ходу пробегаю глазами по списку.

— Устанавливаем локализацию раны, изолируем эту область и все сопутствующие повреждения, ищем любые ключи в раневом проходе.

Я сажусь между Олли и Анной. За спиной у нас устраиваются на стульях Бентон и Марино.

За стеклянным окном сканера видны голые ноги покойника.

Я даю инструкции.

Слышатся звуки электронной пульсации — в рентгеновской трубке начали вращаться детекторы. Первый скан выполняется за шестьдесят секунд. Я вижу все на экране компьютера в режиме реального времени, но не вполне понимаю, что именно вижу. Нет, такого быть не должно. Может, это со сканером что-то случилось? Или — совсем уж безумная мысль — мы получили доступ к какому-то другому файлу и видим другого человека?

Что это?

— Господи, — выдыхает Олли, всматриваясь в странные изображения, которых просто не может здесь быть.

— Сориентируйся по времени и в пространстве, выровняй рану слева направо и вверх, — командую я. — Покажи входное отверстие, вот так. Раневой канал есть, а потом он исчезает? Как такое может быть?

— Это что еще за чертовщина? — озадаченно вопрошает Марино.

— Никогда такого не видела, — говорю я. — И уж точно не при колотой ране.

— Во-первых, воздух, — недоумевает Олли. — Чертовски много воздуха.

— Темные области здесь, здесь и здесь. — Я показываю их Марино и Бентону. — На компьютерной томографии воздух выглядит темным. Более плотные области выглядят более светлыми. Кости и обызвествление — яркие. О том, что есть что, можно судить уже по плотности пикселей.

Тянусь за «мышкой» и веду курсор по ребру, чтобы они поняли, что я имею в виду.

— КТ-число — тысяча сто пятьдесят один, а вот здесь, в не такой яркой области, всего сорок. Это кровь. Темные области — кровоизлияние.

Подобные поражения и разрывы тканей бывают при ранениях высокоскоростными пулями и напоминают повреждения, полученные от взрывной волны. Но мы же имеем дело не с пулевым ранением и не с последствиями детонации какого-то взрывного устройства.

— Раневой канал идет через левую почку, далее через диафрагму и в сердце, оставляя по пути глубокие повреждения. А вот это, — я указываю на затемнения вокруг сдвинутых и срезанных внутренних органов, — подкожный воздух. В параспинальных мышцах. В забрюшинном пространстве. Как в него попало столько воздуха? И здесь. И здесь. Повреждение костных тканей. Трещина в ребре. Трещина в поперечном отростке. Гемопневмоторакс. Ушиб легочной паренхимы. Гемоперикард. И снова воздух. Здесь. Здесь, здесь. — Я показываю на экране. — Воздух вокруг сердца и в сердечных камерах. В венах и в легочных артериях.

— И ты ничего подобного раньше не видела? — спрашивает Бентон.

— И да и нет. Сходные повреждения возможны при использовании оружия военного назначения, например противотанкового или некоторых видов полуавтоматического, если применяются фрагментирующиеся высокоскоростные боезаряды. Чем больше скорость, тем больше и кинетическая энергия, рассеивающаяся при ударе, тем значительнее повреждения, особенно полых органов, таких как кишечник и легкие, и неэластичных тканей, печени и почек. Но в данном случае раневой канал должен быть чистый и содержать пулю либо ее фрагменты. Чего мы не наблюдаем.

— А воздух? — спрашивает Бентон. — В тех случаях, о которых ты говорила, тоже наблюдаются такие вот воздушные карманы?

— Не совсем. Взрывная волна может вызвать воздушную эмболию, проталкивая воздух через воздушно-кровяной барьер, например через легкие. Другими словами, воздух оказывается там, где его не должно быть, но здесь его уж слишком много.

— Чертовски много, — соглашается Олли. — Да и откуда взяться взрывной волне при колотой ране?

— Сделай срез по вот этим координатам, — говорю я ему, показывая интересующую меня область, отмеченную ярко-белой горошиной, рентгеноконтрастным маркером, помещенным рядом с раной, на левой стороне спины. — Начни отсюда и возьми на пять миллиметров выше и на пять ниже отмеченной маркерами области. Да, да, именно этот. И переформатируй на виртуальный трехмерный объем. Тонкие, в один миллиметр, надрезы и инкремент между ними? Что думаешь?

— Ноль-семьдесят пять на ноль-пять вполне подойдет.

— Хорошо. Посмотрим, на что это будет похоже, если мы пройдем виртуально по каналу.

Кости лежат перед нами как будто голые, внутренние органы и другие структуры показаны в сером цвете различных оттенков. Верхняя половина тела медленно вращается перед нами в трехмерном изображении. Пользуясь программой, разработанной первоначально для виртуальной колоноскопии, мы проникаем в тело через крохотную ранку и вместе с виртуальной камерой медленно проплываем через серовато-мутные облака тканей мимо разорванной, словно астероид, левой почки.

Перед нами зияющая рваная дыра в диафрагме. За ней все разворочено. Что же с тобой случилось? Я ничего не понимаю и чувствую себя беспомощной, наблюдая разрушения, как будто отрицающие законы физики. Я вижу следствие без причины. Пули нет. Нет фрагментов, нет ничего металлического. Не видно и выходной раны, только маленькая входная на левой половине спины. Я повторяю вслух важнейшие пункты, чтобы все поняли то, что понять невозможно.