Тэми Хоуг - Ночные грехи

— Едем в Тимбукту!

Митч скорчил дочери глупую рожицу, обвил ее руками и сделал вид, что хочет защекотать. Джесси хихикала и корчилась. Они, очевидно, проделывали это много раз прежде.

Меган почувствовала себя лишней. Митч хотел провести время со своей дочерью и пригласил ее сюда только из вежливости. Она ругала себя, что приняла его приглашение, казнила себя снова и снова, что позволила старым воспоминаниям подкрасться к ней. Она — взрослая женщина, и у нее были дела поважнее, чтобы распорядиться этим временем, вместо того чтобы вот так сидеть и жалеть себя, потому что у нее была семья, которую можно было определить одним словом дисфункциональная .

— Эй, О’Мэлли? Ты в порядке?

— Что? — встрепенулась Меган. В смущении она оглянулась на Митча и заметила беспокойство в его глазах. — Да-да, конечно, — пробормотала она, уделяя внимание обернутому бумагой гамбургеру, лежавшему перед нею. Он соблазнительно пах жареным луком. — Я просто… Думаю об этом случае. Мммм… Мне надо бы изучить подробнее объяснительные записки парней, что проводили проверку больничного персонала сегодня. Ты знаешь, возможно, я приду на парад.

— Расслабься хоть немного, — сказал Митч. — Я понимаю, что часы тикают, но не можешь же ты работать двадцать четыре часа в сутки. Ты хватаешься за самое трудное и сгораешь как физически, так и психически. А это не нужно никому.

Меган пожала плечами.

— Сегодня я работала только десять часов. Я могу сделать еще немного больше и сэкономить при этом пару часов. — Она сделала умное лицо игрока в покер. — Ночью я лучше соображаю, нет многих отвлекающих факторов.

Митч нахмурился, но ничего не сказал.

Джесси сделала большой глоток молока.

— Папа, ты думаешь — ммм… — на параде будут те парни, одетые как куски сыра, как в прошлый раз? Они были смешные.

— Вероятно, милая, — рассеянно протянул Митч, все еще не отводя глаз от Меган.

Джесси пустилась в подробное описание прошлогоднего факельного парада. И Меган, довольная, что можно отвлечься от исследования Митча, сконцентрировалась на маленькой девочке, понимая, что к тому времени, когда история будет завершена, закончится и еда, и она сможет убежать. Митч заслужил хоть какое-то время общения с дочерью, и Меган хотела отступить с этой незнакомой ей территории к одной вещи, которую она знала и которую могла делать хорошо, — к своей работе.

20.19

— 6 °C

Меган ехала по пустынным улицам Оленьего Озера, проклиная обогреватель автомобиля. Она считала странным выбранное для парада время года, но, однако, казалось, весь город был именно там. Хотелось бы знать, сколько музыкантов из школьных оркестров, играющих на медных духовых инструментах, приморозят сегодня губы к мундштукам.

Рассказ Джесси о прошлогоднем параде вызвал улыбку на ее губах. Она могла представить те платформы, которые рассматривала в гараже старого пожарного депо. Она могла мысленно нарисовать картину, где клоуны и огромные клинья чеддера с сыродельни Бакленд скользили на лыжах и падали на улице, сталкиваясь друг с другом, толпы людей на тротуарах. Она почти слышала их громкий смех.

Сколько смеха будет сегодня вечером? Сегодня вечером, когда пропавший мальчик был у всех на уме, когда каждый демонстрант надел желтую ленту и каждая платформа имела баннер со словами: ВЕРНИТЕ ДЖОША ДОМОЙ!

Меган желала всем сердцем, чтобы они смогли вернуть Джоша. Домой. Но у них было слишком мало информации, чтобы продолжать поиск. Сообщения по горячей линии не дали ничего, кроме новых тупиков и ложных надежд. Оли Свэйн не выходил у нее из головы. Он был ближе всех, кого они могли бы заподозрить. Митч, должно быть, думал так же, иначе он не рискнул бы заглянуть внутрь его фургона. Меган снова захотелось, чтобы он доверил ей сведения о фургоне. И о себе. Она могла бы поднять трубку и парой звонков выяснить его прошлое. Если бы она захотела, она могла бы позвонить на ТВ7 и получить копию досье на него от Пэйдж Прайс. Она могла бы обратиться к кому-нибудь из полиции Майами или разыскать историю через архивы «Майами геральд». Но она не сделает ничего из этого. Это должно исходить от самого Митча, и, черт возьми, это пугало ее. Хотя в глубине души, где логика уже теряла всякий смысл, ей хотелось, чтобы он доверился ей.

Ты слишком глупа, чтобы с тобой говорили, О’Мэлли.

Он хотел уложить ее в постель, не раскрыв своего сердца.

Она хотела быть с ним. Всего третий день на работе, а она хотела заняться сексом с шефом полиции.

Ты слишком глупа, чтобы жить, О’Мэлли.

Страсть. Химия. Животный инстинкт. Усиленные эмоции, нестабильная ситуация. Слишком долго игнорируемые физические потребности. Оправдания проносились в голове, все они были и правдой, и неправдой. Она не искала истины в сердце. Она слишком боялась того, что могла бы найти. Желание, которое никогда не будет исполнено. Тоску, которая будет с нею всегда. Глупые мечты.

В ее жизни не было места для отношений, особенно с Митчем Холтом и со всеми осложнениями, которые они могут доставить. Ей не верилось, что такая идея закралась сейчас в ее голову. Фантазии о любви, семье и темноволосых маленьких детишках всегда приходились на самые глубокие, самые темные, самые одинокие ночные часы, где их можно было и оставить, как сны, когда рассветало и наваливалась реальность. Ее смущало, что они появились теперь, когда у нее не было ни времени, ни энергии иметь с ними дело. Она должна сконцентрироваться только на происшествии.

С целеустремленностью, к которой ее приучила работа, Меган продолжала обдумывать происшедшее, направив машину к спортивному комплексу. Она остановилась на стоянке и долгое время не покидала машину, уставившись на избитый фургон Оли. Что-то неопределенное и тревожное закралось ей в душу. Смутная догадка начала формироваться в ее голове, еще неуловимая, неясная, она дразнила ее, вызывая почти физический зуд, от которого невозможно было избавиться. И в глубине сознания она почти слышала голос Джоша, читающего строчку из своего блокнота: Дети дразнят Оли, но это подло. Потому что он не может ничего исправить в своем внешнем виде.

Внутри арены грохотала музыка, из акустической системы лился голос Мэрайи Кэри. «Герой» — узнала мелодию Меган. Трибуны были пустыми и темными. Лампы сияли только надо льдом, где единственный фигурист привычно отрабатывал программу, скользя и прыгая в гармонии с плавной, прекрасной песней. Меган пробралась к скамейке команды и присела на удобном для обзора месте у красной линии.

Фигурист оказался молодой женщиной, белокурой, миниатюрной, но спортивной, в черных легинсах, фиолетовой юбочке и просторном свитере цвета слоновой кости. Казалось, что музыка и работа ног и рук полностью поглотили ее внимание. Каждое движение было отточено и плавно перетекало в последующее. Ее прыжки были изящные, но мощные, с таким гладким скольжением после приземления, что, казалось, бросали вызов всем законам физики. Музыка то нарастала и рвалась вверх, то становилась мягкой и плавной. Фигуристка выполняла финальное вращение и как две капли воды походила на балерину с музыкальной шкатулки.