Фредерик Форсайт - Мститель

Мы приблизились. Мужчина, тот, что повыше, заговорил с нами, и я понял, что он американец. Понял это и Зилич. Больше никто из нас английским не владел.

Американец спросил:

– Кто эти люди?

Зилич не ответил. Он подошел к джипу, осмотрел его. И тут Лейла бросилась бежать. Зилич обернулся, поднял пистолет и выстрелом снес ей затылок. Американец стоял метрах в трех от Зилича. Он сделал два шага, размахнулся и изо всех сил ударил Зилича кулаком по лицу. Если у американца и был какой-то шанс уцелеть, он этот шанс уничтожил.

Зилич упал, из рассеченной губы хлынула кровь. Шестеро его людей набросились на американца, стали избивать его сапогами, кулаками, прикладами. Я думал, они так и прикончат его, но тут вмешался Зилич. Он приказал прекратить избиение.

Американец был жив – рубашка изорвана в клочья, разбитое лицо начало опухать. Под рубашкой виднелся денежный пояс. Зилич махнул рукой, и один из его людей сорвал пояс с американца. Пояс был набит стодолларовыми бумажками. Зилич неторопливо оглядел человека, посмевшего его ударить.

– Подумать только, – сказал он, – сколько крови. Тебе нужна холодная ванна.

Зилич уже заметил неподалеку от фермы выгребную яму. Он сделал знак своим людям, и те бросили в нее американца. Американец пытался выбраться наружу. По соседству с ямой находился загон для скота. Люди Зилича выломали из ограды колья и принялись заталкивать ими американца в навозную жижу.

Каждый раз, как лицо его появлялось на поверхности, он кричал, моля о пощаде. На шестой раз Зилич сам взял кол и вонзил его в раскрытый рот американца. Он затолкал американца в жижу и удерживал там, пока он не умер.

Я отошел к деревьям, меня рвало. Мне хотелось убить их всех, но их было слишком много, да к тому же я и боялся. Пока меня тошнило, раздалось несколько очередей. Они убили остальных пятерых детей и второго мужчину. Их тела тоже бросили в выгребную яму. Они медленно утонули, все было кончено.

Вечером Зоран Зилич разделил между нами добычу – дал каждому по стодолларовой бумажке. Я брать не хотел, однако Зилич настоял. Я попытался избавиться от нее, расплатившись этими деньгами в баре, но Зилич увидел это и разъярился. На следующий день я сказал, что возвращаюсь в Белград. Он пригрозил мне, пообещав, что, если я хоть словом обмолвлюсь о том, что видел, он сам найдет меня, изувечит и убьет.

Страх перед ним и заставлял меня молчать все эти годы. Но пока Господь Всемогущий дает мне силы жить, я буду готов дать показания перед любым судом.

Милан Раяк

Белград, 7 апреля 2001 года

В ту же ночь Охотник отправил Стивену Эдмонду, в Уиндзор, Онтарио, длинное письмо. Инструкции, поступившие оттуда, были недвусмысленными: “Сделайте все возможное, чтобы найти останки моего внука и доставить их домой”.

Охотник снова оказался в Травнике через два дня после того, как Милан Раяк подписал свое признание. Полученные от него сведения позволили англичанину быстро исполнить поручение Эдмонда. Выгребную яму нашли без особого труда. Время перемешало кости семи трупов, однако размеры скелетов позволяли установить, кто есть кто.

Рикки Коленсо предварительно идентифицировали по гравировке на найденных в яме часах: “Рикки от мамы”.

Останки перевезли в Сараево, где проведенный с редкостной быстротой – всего за два дня – анализ ДНК подтвердил, что найденный скелет действительно принадлежит Рикки Коленсо.

Следуя полученным из Онтарио инструкциям, Охотник купил в лучшей похоронной конторе Сараево гроб. Гробовщики уложили в него скелет и кое-какую набивку, сделавшую гроб увесистым – таким, словно в нем и вправду лежало тело. Потом гроб запечатали, навсегда.

Шестнадцатого апреля в Сараево прибыл принадлежащий канадскому магнату “Груманн IV”, а с ним и доверенность на получение тела. Охотник передал пилоту гроб и пухлую папку с документами, а после вернулся домой в Англию.

Когда в тот же вечер личный самолет Стивена Эдмонда приземлился в аэропорту Даллес, хозяин уже поджидал его.

Погребение состоялось два дня спустя, на кладбище Оук-Хилл в Джорджтауне. Церемония была скромной, семейной. Мать молодого человека, Энни Коленсо, тихо плакала. Отец, профессор Коленсо, обнимал жену за плечи и, вытирая глаза, время от времени поглядывал на тестя.

Восьмидесятиоднолетний канадец стоял, похожий в своем черном костюме на колонну, высеченную из его же пентладитовой руды, и не мигая смотрел на гроб внука. После погребения Энни стремительно подошла к отцу и обняла его:

– Папа, кто бы ни сделал это с моим сыном, его нужно найти и схватить. Не просто убить, быстро и без шума. Я хочу, чтобы весь остаток своей жизни он просыпался в тюремной камере. Чтобы думал о прошлом и сознавал, что несет наказание за хладнокровное убийство моего ребенка.

Но старик и сам уже принял решение.

– Возможно, мне придется перевернуть вверх дном ад и рай, – пророкотал он, – но если понадобится, я это сделаю.

Он выпустил из объятий дочь, кивнул профессору и пошел к своему лимузину.

Машина еще только выезжала с кладбища, а магнат уже поднял телефонную трубку и набрал один номер на Капитолийском холме. Номер принадлежал его старому другу, товарищу времен Второй мировой Питеру Лукасу, старшему сенатору от штата Нью-Хэмпшир.

– Стив, рад тебя слышать. Где ты? – обрадовался сенатор.

– Здесь, в Вашингтоне. Питер, нам необходимо увидеться. Дело очень важное. Ты сможешь со мной пообедать?

– Конечно. Погоди, загляну в ежедневник. Гостиница “Хэй-Адамс”. В час дня.

В назначенное время канадец уже поджидал сенатора в вестибюле гостиницы.

– Я только что с кладбища. Хоронил внука.

Сенатор замер.

– Прими мои соболезнования. Даже представить себе не могу, что с ним могло случиться. Болезнь? Несчастный случай?

– Давай поговорим за столом.

Когда они уселись, Стив Эдмонд ответил на вопрос друга:

– Его убили. Шесть лет назад. В Боснии.

Он кратко рассказал о том, как в 1995 году Рикки захотелось облегчить страдания боснийцев. А потом вручил сенатору исповедь Милана Раяка.

Подали сухой мартини. Сенатор заказал копченую семгу и охлажденное “Мерсо”. Канадец кивнул, попросив то же самое.

Сенатор Лукас привык читать документы быстро, однако где-то в середине исповеди он присвистнул и сбавил темп. И в конце концов поднял взгляд на друга:

– Не знаю, что и сказать, Стив. По-моему, ничего страшнее я в жизни не читал. Что я должен сделать?

Стив Эдмонд взглянул на свои лежавшие поверх белой скатерти руки – руки старика, со взбухшими венами.

Питер Лукас заметил этот взгляд и понял, о чем думает друг.

– Да, мы уже немолоды. Но пока еще не умерли. Так что же я должен сделать?

Канадец поднял на него взгляд: