Мэтью Квирк - 500

Дэвис кивнул на лежавший передо мной ноутбук. На записи он одет был точно так же, как и сейчас.

— Это утренняя запись, — пояснил Генри. — Энни к нам пришла.

— Я подумала о том, что вы мне сказали вчера вечером, — обратилась Энни на экране к Генри и Маркусу. — Я хочу помочь. Когда Майк вчера ко мне явился, у него был такой жуткий взгляд… Я очень испугалась, думала, он хочет меня убить. Правда то, что о нем говорят? Он действительно опасен?

— Очень, — ответил ей Генри.

Довольно долго она задумчиво глядела в стол, потом снова посмотрела на Дэвиса:

— Как я могу помочь вам его остановить?

У меня непроизвольно сжались кулаки:

— Это чушь собачья!

Но Маркус шикнул на меня.

— Сейчас будет лучшая часть записи.

— Майк сообщил мне кое-какие вещи о вашей с Маркусом работе, — сказала Энни на экране. — Может, мне еще не представилось шанса в полной мере оценить размах деятельности «Группы Дэвиса». Я хочу помочь вам найти Майка и рассчитываю, что вы предоставите мне возможность проявить себя в более секретных и прибыльных областях.

Дэвис встал у Энни за спиной и положил ей руки на плечи.

— Я сделаю все, что надо, — напряженно сказала она.

— Ах ты, ублюдок! — кинулся я на Дэвиса.

Маркус сцапал меня за плечо и, буквально ввернув пальцы мне в мышцу, стиснул нерв у кости. Дикая боль пронзила всю руку.

Я плюхнулся обратно в кресло, и, пока я остывал, Маркус не сводил с меня настороженного взгляда.

— Видишь, как это делается, Майк? — улыбнулся Дэвис. — Шаг за шагом, мы понемногу повышаем степень воздействия. И надо сказать, с тобой мы еще только начали. В какой-то момент ты проглотишь свою гордость и сдашься. Если ты сделаешь это сейчас, я все тебе верну: деньги, работу, уважение в обществе, свободу — всю ту жизнь, к которой ты всегда стремился. Спаси себя и тех, кого ты любишь. Работай со мной. Скажи, что сообщил тебе Хаскинс перед гибелью. Где улика?

Я улыбнулся. Генри явно зацепило.

— Я знаю кое-что такое, чего не знаете вы. И это вас уничтожит.

— Это и тебя уничтожит, Майк. Не будь таким самодовольным.

— Это верно, — вздохнул я. — Вы убили журналиста?

— Пирсона? — Генри провел пальцами по шраму на горле, который я впервые заметил еще в Гарварде. — Я кое-что потерял в тот день, — сказал он с раздражением, — и хочу это вернуть. Ты даже не представляешь, Майк, какую опасную игру ты затеял. Просто скажи, где она. Если ты не скажешь, все будет жутко и отвратительно.

— Вы станете меня пытать?

— Причем всякими разными способами. В твоей глупой голове, надо думать, уже что-то нарисовалось? Небось дыба?

— Да нет, я представил, как Маркус разрядит мне в башку стартовый аккумулятор.

Генри вздохнул:

— Чего ты можешь не бояться, Майк, так это полиции. Пожизненный срок или смертельная инъекция были бы наиболее легкими вариантами. Ну а если б я хотел какой-то дикой кровавой резни, то отдал бы тебя Радомиру.

— Драговичу?

— Ну да. Ты, вероятно, был слишком занят, чтобы рассмотреть вопрос под этим углом. Ты ведь грохнул дочь боснийского палача.

— Он же военный преступник.

— Он весьма солидный военный преступник. Едва война закончилась, он прибрал собственность проигравшего диктатора и начал расширять классы в Гарвардской бизнес-школе. Ему страшно понравилось то, что мы называем «установившейся практикой», и он применил ее для реального устрашения людей. Как-то раз Радо прочитал в «Экономисте» об одном девятнадцатилетнем военачальнике в Сьерра-Леоне, который любил закусить сердцем своего противника, полагая, что это сделает его то ли невидимым, то ли неуязвимым, то ли еще что-то в этом духе. Радомир увидел глубокую связь между тактикой того молодца и своим растущим синдикатом по торговле людьми. Однажды он пригласил к себе на ужин всех своих конкурентов, кроме одного, и прямо на их глазах употребил сердце того, неприглашенного — главного своего соперника по бизнесу.

— Приготовив его в «Су виде», под вакуумом, — добавил Маркус.

— Несколько театрально, на мой взгляд, — продолжил Генри, — но цель была достигнута. Радо даже написал тематическую работу по исследованию психопатической жестокости. Торквемада, [63] Томас де Торквемада (1420–1498) — основатель испанской инквизиции. У Цзэ-Тянь, [64] У Цзэ-Тянь (624–705) — единственная женщина-император в истории Китая. Саддам Хуссейн — он отбирал самых колоритных деятелей. Кстати, сейчас Радо в Америке — разыскивает человека, который убил его дочь. Тебя то есть. И то, какие ужасы зреют в его голове, просто за пределами воображения.

— А как же экстрадиция? — спросил я. — Он бы не рискнул показаться в Соединенных Штатах. Он ведь может попасть под суд. Ведь поэтому вы таскали меня в Колумбию?

— Я думал, ты сделаешь нужные выводы. Однако ты прав: только сумасшедший станет рисковать своей торговой империей, чтобы отомстить за дочь, которую считал шлюхой. Хотя Драгович — весьма нестандартный индивид. Мы с Маркусом — нормальные американские «хомо экономикус». И как бы отвратительно все это ни было, мы всегда руководствуемся наибольшей для себя выгодой. А Драгович — хитрый и коварный тип, живущий кровью и гордыней. Он нелогичен, и, честно говоря, строить с ним какой-то бизнес для меня еще тот геморрой. С ним я вообще не советую иметь дело. Он рискнет каждым заработанным пенни, рискнет своей жизнью, всем, чем угодно, лишь бы тебя заполучить. Для него единственный способ вернуть себе честное имя — это предъявить твой труп.

— От ваших угроз никакого толку, — сказал я. — Хаскинс ничего мне не сказал.

— Грубо играть проще всего, Майк. Драгович пользуется топором — мы же предпочитаем скальпель. Ты правда уверен, что хочешь рискнуть теми, кого ты любишь?

— Энни ушла, мамы нет в живых. Кто еще остался?

— Доминион-драйв, пятьдесят два пятьдесят один, — подсказал Генри.

Адрес отца.

— Вы про того мужика, что бросил нашу семью? Неужто вы этот вопрос заранее не проработали? Меня больше не волнует, что с ним случится. — Конечно, мое отношение к отцу после его освобождения стало гораздо теплее, но ведь Генри не мог об этом знать.

— Мне принадлежит вся твоя жизнь, Майк, — правда, ты лишь сейчас об этом узнаёшь. Вот почему я выдернул тебя из Гарварда. А скажи-ка мне, парень, почему такой прожженный аферист, как твой отец — большой специалист в своем деле, — вдруг ни с того ни с сего заинтересовался квартирными кражами? И зачем он полез грабить пустой дом?

Я аж выпрямился в кресле. Я и сам всю жизнь задавался этим вопросом.

— Видишь ли, Майк, я не единственный человек, совершивший убийство.

— Это вы о чем? — не понял я.

— Перри. Джеймс Перри — это имя тебе ни о чем не говорит?