Юхан Теорин - Кровавый разлом

— Джерри!

Машина после столкновения замедлила скорость. Лобовое стекло было разбито.

Пер, то и дело поскальзываясь на влажной траве, полез по крутому откосу.

Джерри медленно поднял окровавленную голову. Похоже, он был в сознании. Но голова тут же упала.

Красная машина остановилась на секунду. Пер видел, как водитель быстро обернулся. Потом включил омыватель стекла и нажал на газ.

Пер карабкался по откосу и пытался нащупать мобильник, пока не вспомнил, что после разговора с Марикой положил его на сиденье в «саабе».

Наконец он перепрыгнул парапет и подбежал к отцу. Машина скрылась на автобане.

— Джерри?

Господи, все в крови… лицо совершенно разбито, окровавленный рот.

— Папа!

Глаза Джерри были открыты, но он был без сознания. Пер в отчаянии огляделся. Пустое шоссе, помощи ждать неоткуда.

— Хуже никогда не было, — сказал Макс. — Они побили все рекорды некомпетентности.

— Не думай об этом… — Вендела усадила Макса в кресло, налила ему полстакана виски и начала массировать шею и плечи. — Бывает и хуже. Подумай… у кого-то бывает и хуже.

Он отпил глоток виски, закрыл глаза и вздохнул:

— Возможно… но не на этот раз! Везде, подумай только, везде… разные люди, разные организации — и та же вопиющая некомпетентность… Описание дороги не совпадает, в ванной прилипшие волосы… На местном радио забыли про мое интервью. Забыли! — Он горько усмехнулся. — И софиты на сцене всегда — подчеркиваю, не случайно, а всегда! — они всегда направляли софиты мне прямо в глаза. Я не видел публику!

— Но ведь было же и что-то… — начала Вендела, но Макс не дал ей договорить:

— И перед выступлением — засохший бутерброд! В контракте черным по белому было написано, что они обеспечат ужин. Даже стакан вина никто не предложил… всю поездку жил на хлебе и воде.

— А публика? Наверняка было много народа…

— Триста слушателей за вечер, — упавшим голосом сказал Макс. — Я рассчитывал по меньшей мере на пятьсот.

— Но это же все равно очень много! А когда выйдет кулинарная книга, будет еще больше.

Макс допил виски и встал:

— Почта была?

— Какие-то письма… — Она проследовала за ним в кухню.

Поискала глазами Алоизиуса — пес после приезда Макса где-то прятался и почти не показывался. Алли прекрасно чувствовал, когда Макс бывал в плохом настроении.

Макс начал просматривать почту:

— А что еще за это время было?

— Ничего особенного… посадила плющ у фасада. И три куста туи у забора.

— Это правильно. От любопытных взглядов.

— Вот именно.

Макс разглядывал какую-то бумажку:

— А это что?

Это была записка от Пера.

— «Большое спасибо за камень! Пер», — прочитал Макс и посмотрел на Венделу: — Какой Пер и какой камень?

Вендела молча смотрела на него, подбирая слова.

— Сосед сунул в дверь… Пер Мернер. Ты его знаешь… его дочка потеряла камень-талисман, а я помогла разыскать.

— Да? И где он лежал?

— Рядом с домом. — Вендела отвела глаза.

Это, конечно, была ложь… но не говорить же ему, что она обратилась за помощью к эльфам.

— Значит, ты встречаешься с соседом… и поэтому не снимаешь трубку.

Вендела промолчала — что на это ответишь?

— И чем же вы занимаетесь?

— Ничем не занимаемся, — быстро ответила Вендела. — Он тоже любит джоггинг, и мы бегали… вдоль берега. Человек должен двигаться.

— Вот так, значит, — медленно произнес Макс. — Вы двигались.

Она крепко сжала челюсти, стараясь удержаться от неуместного смешка.

И Джерри, и его внучка Нилла — оба лежали в кальмарской больнице, только в разных отделениях. Все выходные Пер провел, сидя попеременно то у отцовской постели, то у дочкиной.

Их палаты были в разных концах больницы. Каждый раз он проходил мимо родильного отделения, где всегда царило оживление. Там толпились, приходили и уходили родители и будущие родители, слышались веселые голоса малышей, которые только что стали старшими братьями и сестрами, вперемежку с пронзительными криками новорожденных.

В отделении, где лежала Нилла, было невыносимо тихо. Сестры ходили в тапочках и тихо переговаривались.

Перед уходом домой доктор Стенхаммар назначил время операции — первого мая в десять утра. Это было оптимистично с его стороны, поскольку ни один сосудистый хирург оперировать пока не брался.

Осталось еще две недели, подумал Пер. Время еще есть.

Жалюзи в палате Ниллы были опущены, и здесь царил полумрак. Она лежала в постели, сжимая в руках свой талисман из исландской лавы. В ушах у нее были наушники.

Он сидел рядом и держал ее руку.

— Если они говорят, что обязательно найдут кого-нибудь, — тихо сказала Нилла, — значит, найдут.

— Конечно, — подтвердил Пер. — И все пройдет хорошо… А потом — домой.

Он улыбнулся. Принужденно, как ему показалось, но что сделаешь. Улыбка есть улыбка.

— Мне надо к дедушке.

— Передай привет.

У Ниллы было куда больше понимания, чем у ее матери. После того разговора, когда Пер на полуслове нажал кнопку отбоя, Марика почти с ним не разговаривала. Они встретились только раз, в субботу, да и то на ходу.

— Грустная история с Джерри, — сказала она, почти не глядя на него. — Надеюсь, все обойдется.

Так уж и надеешься, подумал он, глядя ей в спину, и в ту же минуту ему стало стыдно.

Джерри в сознание не приходил. Жалюзи на окне были закрыты, и, несмотря на яркий полдень за окном, в крошечной палате стоял полумрак. Только на полу у окна лежали яркие полоски света. За субботу и воскресенье в его состоянии ничего не изменилось, только время от времени заходили сестры, меняли капельницы и, похлопав Джерри по руке, исчезали.

В пятницу вечером его возили на компьютерную томографию и рентген, наложили гипс на правую руку и ногу, наложили повязку на лицо. Те части лица, которые не были скрыты бинтом, тоже были в ссадинах и кровоподтеках, но он знал, что это не все. Субдуральная гематома, сказал врач, а когда Пер вопросительно на него посмотрел, пояснил: внутричерепное кровоизлияние.

Его сначала положили в интенсивку, но быстро перевели в отдельную палату — никаких экстренных мер не требовалось, оставалось только ждать. Он лежал в забытьи, что-то бормотал и иногда открывал глаза, но в основном спал.

Пер сидел на стуле рядом с его койкой и вспоминал — когда его мать Анита пять лет назад умирала от почечной недостаточности, Джерри даже не позвонил. За десять дней до ее смерти прислал по почте типовую открытку «Желаю здоровья». Пер даже не показал ее матери.

Потом он постарался определить, были ли у него с отцом за почти пятьдесят лет периоды хоть какой-то близости. В детстве? Нет. А во взрослой жизни и подавно. Он не мог вспомнить ни единого случая. Может быть, теперь и пришел такой момент.