Николай Усков - Семь ангелов

– А я уж думал, Лизонька, ты в Москву уехала.

Девушка подошла к отцу, приобняла за мощные плечи и чмокнула в щеку, покрытую седой аккуратно подстриженной щетиной.

– Посмотрите, какая у меня красавица-дочь, – из самодовольного хозяина заводов, газет, пароходов Климов мгновенно превратился в счастливого отца-рохлю.

Министр финансов снял очки и стал сосредоточенно протирать толстые стекла, словно собирался проверить, правду ли сообщил хозяин дома.

Другие гости не без труда расстались с деловым выражением лиц и принялись мучительно вспоминать слова, которые принято было говорить в подобных ситуациях. Нашелся только курчавый смуглый мужчина. Одет он был неуместно отвязно, впрочем, так же как при Деде, когда шокировал электорат белыми брюками. Климов приглашал этого невозможного в новых реалиях человека из-за сентиментальной преданности 90-м. Меж тем невозможный мужчина, совершенно не осведомленный о своей невозможности, весело провозгласил:

– А девочка созрела! Спортсменка, комсомолка! – Глаза его блеснули озорными искорками, и он продолжил тоном опытного ловеласа: – Барышня, приглашения в парк Горького принимаете?

– Расписаны на жизнь вперед, Борис Ефимович, – парировала Лиза и обняла Кена, который при этом необыкновенно смутился. Тут вмешалась женщина, сидевшая в голове стола. В продолжение всей сцены она изображала родительское умиление, несмотря на то что нисколько не походила на родительницу Лизы. Третьей жене Климова – Полине Одоевской – едва исполнилось 27 лет, она была старше падчерицы только на четыре года. Носик Полины был заблаговременно смоделирован опытным хирургом, а губы превращены в так называемый «московский свисток», но очень искусно, как того требовала новая мода на духовность.

– Иннокентий, а как же ваш роман с этой… поп-исполнительницей? – обратилась она к Алехину с улыбкой. – Вы ведь планировали свадьбу, я читала в Tatler, – произнося имя почтенного журнала о знаменитостях, женщина перешла на безупречный английский, выдававший филологическое образование. – Да, я даже помню, где именно вы намеревались отпраздновать свадьбу. В Турции! – слово «Турция» она провозгласила так, словно на Земле не было места страшнее.

– Все врут, – Алехин замялся, не зная как обратиться к хозяйке дома, которая была его младше, но потенциально могла стать «мамой». В конце концов Кен решил назвать ее по имени-отчеству. – Все врут, Полина Станиславовна. – Главный редактор сделал опять паузу и продолжил с улыбкой: – Не в Турции, а в Сочи.

– Правильный выбор, между прочим, – не к месту поддержал Алехина известный спортивный функционер с ямочкой на массивном подбородке.

Лиза с притворной обидой отпихнула Алехина, а компания рассмеялась.

– И все-таки, – продолжила Полина, – что с этой поп-исполнительницей? Не помню ее имени, то ли Хлорок, то ли Морок.

– Хохлушка, – весело вступил в беседу молодой человек в узком френче, туго сидевшем на его полнеющем теле. – «Ты ж менэ пидманула, ты ж менэ пидвела», – пропел он сочным тенором.

– Заткнись, дурак, – в голосе Лизы чувствовалось раздражение на сводного брата Ивана, который был приемным сыном Климова от второй жены. Он работал, точнее, получал высокую зарплату в одной из компаний Федора Алексеевича, но главным образом занимался своей последней дорогой игрушкой – футбольным клубом «Красный комбайнер».

– Господи, это светская сплетня полугодовой давности, – вступил наконец Алехин.

– И много за вами таких сплетен? – не унималась Полина Станиславовна.

– Полечка, да дай ты человеку присесть, выпить, закусить, – примирительно начал Климов-старший, – садитесь, молодежь, – распорядился он, – у нас сегодня за кухню старик Жерве отвечает.

– Жервушечка, – воскликнула Лиза, – здорово! – Молодые барышни из богатых новомосковских семей вдруг все стали напоминать Наташу Ростову. В них появилась та беззаботная веселость, которой напрочь были лишены их зашуганные советские бабушки и хищные новорусские мамы.

– Трехзвездный мишленовский повар Жерве де Бриссак, – важно пояснил Климов Алехину, – люблю я его, насилу уговорил на вечерок вырваться для дорогих гостей. – Повара доставили на климовском джете прямо из Лондона. Только на один ужин.

Алехин был равнодушен к еде и совсем не знал гастрономических звезд, но счел своим долгом понимающе кивнуть.

– Кто это справа от Бориса Ефимовича? – спросил он шепотом Лизу.

– Это моя сестра Лена, хмурая такая.

– Господи, сколько же вас?

– Папа был женат трижды. До По-д-лины, – голосок Лизы стал металлическим, а тонкие пальцы сжали вилку, – была еще Светлана Петровна – это от нее жирдяй Иван, – но он не папин сын, а приемный. Зато Лена папина.

– Стало быть, ты старшая и унаследуешь миллиарды? – в глазах Алехина появились игривые искорки. – Десять миллиардов – это неплохо. Кстати, я давно хотел признаться, Лиза, что влюблен в тебя без памяти. Не могу жить и все такое. Давай поженимся. – Алехин придвинулся к самому уху девушки.

– Иди в жопу.

– Прямо здесь, при всех? – он осторожно обнял ее.

– Дурак, – рассмеялась Лиза, – во-первых, никто здесь ничего не унаследует. Она ждет мальчика.

– Полина?

– Да! Хватит, на нас смотрят, – отрезала Лиза. В продолжение всего разговора за ними действительно наблюдала Полина Станиславовна, пытаясь по губам прочесть, о чем шепчется ее самая опасная соперница в борьбе за бабье счастье в «Малом Трианоне».

Разговор за столом курсировал вокруг строительного бизнеса, металлургии и золота. Алехин смертельно боялся показать свою некомпетентность – ему было лень следить за трудной судьбой каких-то активов, некогда принадлежавших Климову. Накануне кризиса удача или звериное чутье позволили Федору Алексеевичу продать их своему многолетнему партнеру по самой невероятной цене. Климов вышел в кэш, а его партнер оказался на грани банкротства. Алехин услышал непонятное ему словосочетание «маржин-колл» и подумал, что надо бы выпустить кризисный напиток «маржин-кола». «Праздник к нам приходит, праздник к нам приходит. Все будет маржин-кола», – пропел он про себя.

– Да шут с ним, с этим Навахолюпинским УГМК, – неожиданно громко провозгласил Климов. – Завтра лечу в Авиньон.

Услышав знакомое всякому историку имя, Алехин встрепенулся.

– Папский дворец покупаете? – с улыбкой спросил он.

В XIV веке римские папы выстроили в Авиньоне грандиозный дворец, который в течение 70 лет был средоточием всего западнохристианского мира.

– Уже купил, только не папский, а кардинальский, – поправил Климов.

– Ливрею какого-нибудь непота [1]? – иронично продолжил Алехин. Все посмотрели на него как на сумасшедшего. Все, кроме Климова: