Бернадетт Пэрис - Дилемма

– Может, к тебе в сарай пойдем? – предлагает Джош.

Я поворачиваюсь, чтобы идти за ним, и вижу, как Эми что-то говорит Робу и Максу. Вижу, как Макс притворяется, что слушает, но на самом деле глядит на что-то или на кого-то другого. Проследив за его взглядом, я обнаруживаю, что этот взгляд сосредоточен на Ливии, которая как раз сейчас скрывается в шатре. Он смотрит на нее до того странно, что я даже приостанавливаюсь, окончательно выведенный из равновесия. Что происходит между Ливией и Максом?

– Идешь, па? – окликает меня Джош.

Мы протискиваемся в сарай, Джош прислоняется к верстаку, скрестив руки на груди. Я вспоминаю, что мне следовало найти фотографию кольца, чтобы подарить Ливии хотя бы снимок.

– Я ничего подходящего не нашел, – говорю я ему.

– Ты о чем?

– Я про фотографию.

Он набирает в грудь воздуху и произносит:

– Извини, па, но я не поеду.

– Куда не поедешь?

Он что, правда думает, что я хочу, чтобы он сам поехал за кольцом? Да и ювелирный уже закрыт.

– В Нью-Йорк.

– В Нью-Йорк?

– Да. Я не хочу ехать на стажировку.

Я думал, что он скажет совсем другое, и мне требуется несколько секунд на то, чтобы сообразить, о чем речь.

– Вот как, – говорю я наконец. – Ну ладно.

Он с усилием отталкивается от верстака и начинает расхаживать по сараю взад-вперед.

– Я знаю, тебя это наверняка… разочаровало, – говорит он. – И я знаю, что причина… почему я не хочу ехать… довольно жалкая. Понимаешь, я люблю Эми и не хочу от нее… отрываться. На целый год. Эти полгода, когда я учился в Бристоле, а она в Эксетере, дались нам с трудом. – Он издает смущенный смешок. – Па, мне кажется, она та самая, единственная. Мне правда так кажется. Я понимаю, мне всего двадцать два… ну, почти двадцать три… и я не очень давно с ней знаком, но в Эми есть что-то такое…

– Джош, – перебиваю я его. – Ничего страшного. Все нормально. Никаких проблем. Если не хочешь ехать в Нью-Йорк, не надо.

Несколько секунд он непонимающе глядит на меня. Потом по его лицу разливается облегчение.

– Правда? – недоверчиво произносит он.

– Да. – Я мучительно сглатываю. – Жизнь слишком коротка. Делай то, что приносит тебе счастье, вот и все.

Он медленно качает головой:

– Ты не представляешь, как я беспокоился насчет того… как я скажу тебе об этом.

– Почему беспокоился?

– Потому что ты же мне сам подыскал эту стажировку.

– Это не значит, что ты обязан туда ехать.

Он проводит пятерней по своей шевелюре.

– Наверное, кажется, что я дико неблагодарный.

– Вовсе нет. – Меня накрывает волна невероятной усталости. – Слушай, а позже мы не можем это обсудить? Я не знаю… вдруг Билл подыщет тебе другую стажировку, в Лондоне. Думаю, тебе она больше подойдет, ты же будешь рядом с Эми?

– Да. Кстати, Марни меня в этом поддерживает. Говорит, что толку ехать за границу, чтобы почти все время чувствовать себя там несчастным.

Марни.

– Давай завтра об этом поговорим, – предлагаю я. – А сейчас нам лучше вернуться к гостям.

– Мне надо Эми найти. Она думает, что ты на нее злишься. Что ты считаешь, это она виновата, что я не хочу в Нью-Йорк.

– Так ты, пожалуйста, скажи ей, что ничего подобного. Я на нее не злюсь.

Он с любопытством косится на меня:

– Тогда почему ты с ней был так… нелюбезен, когда она пришла? Если ты не знал, что я отказался от Нью-Йорка?

– Это из-за мигрени.

– Спасибо, па. – Он подходит ко мне и неожиданно обнимает. – Ты правда самый лучший на свете.

Он уходит, а я просто стою посреди сарая, пытаясь осмыслить то, что он мне сказал. Это кажется таким незначительным по сравнению с Марни. Интересно, испытал бы я разочарование и даже горечь, сообщи он мне об этом не сегодня, а вчера или еще раньше? О том, что не собирается в Нью-Йорк на стажировку? Пожалуй, да, испытал бы.

Я все-таки выбираюсь из своего сарая. Меня отчаянно тянет узнать, который час, но впервые за сегодняшний вечер я не в состоянии вынести простую процедуру – вынуть телефон, активировать экран, посмотреть на него. Эми появилась примерно в восемь тридцать пять, это я знаю. Потом меня остановил Нельсон. Потом я поговорил еще с парой гостей, принес им выпить, убедился, что у Джесс все более или менее в порядке, принес выпить ей и Кирин… Все это заняло примерно полчаса. Потом меня поймала Иззи, и мы проболтали не меньше десяти минут. Потом – Джош, это еще десять. Значит, сейчас около половины десятого. В мире, где я обитал прежде, Марни уже приехала бы. Я получил бы от нее эсэмэску, что она здесь, что я должен сейчас же встретить ее у боковой калитки. И после быстрого тайного объятия мне бы предстояло извлечь коробку из-под стола и помочь Марни забраться внутрь. И сейчас, вот в эту самую минуту, все мы собрались бы на террасе.

Иду через лужайку, смутно осознавая, что Ливия уходит в дом вместе с Максом. Я упорно смотрю прямо перед собой, чтобы на меня не напали из засады гости, жаждущие потрепаться. Добравшись до верхней садовой ступеньки, я останавливаюсь. Мысленным взором я вижу, как внизу, на террасе, собрались все-все – и ждут, чтобы Ливия распаковала подарок. Я стою рядом с ней. Ливия наклоняется, чтобы открыть коробку, и оттуда выскакивает Марни. Все хохочут, издают радостные восклицания, и Ливия, наобнимавшись с Марни до того, что они уже обе в слезах, обхватывает меня обеими руками и говорит, что это самый лучший подарок на свете, она таких никогда не получала. И потом… Нет, дальше я уже ничего не вижу.

Только вот… Кто-то и правда подходит к боковой калитке, медленно толкает ее, открывая. Сердце у меня громко стучит, как когда Эми позвонила в дверь. Не обнадеживай себя , мысленно твержу я. Только разочаруешься. Но я уже мчусь вниз по садовым ступеням и через террасу.

Я добегаю до калитки, дергаю ее, сажая себе занозу. И замираю. Потому что это опять не Марни. Я обмякаю, привалившись к деревянным панелям, до крови прикусываю щеку. И бессмысленно пялюсь на пожилую женщину, которую я раньше никогда не видел.

– Здравствуйте, Адам, – говорит она. Я узнаю ее голос и понимаю, что передо мной мать Ливии.

– Патрисия, – тупо бормочу я.

– Я получила ваше письмо. – Она ждет, когда я ей что-нибудь отвечу. – Приглашение на сегодняшний вечер, – уточняет она, не дождавшись от меня никакой реакции. – Если не возражаете, я хотела бы увидеть Ливию.

Меня вновь охватывает паника. Может, я и тут поступил неправильно? Что, если Ливия не желает видеть свою мать, во всяком случае, не желает видеть ее здесь и сейчас, на своем празднике? Что, если ее мать явилась не мириться, а, наоборот, создать нам новые проблемы?

Она делает еще одну попытку:

– Я ненадолго. Меня ждет машина.

Мне наконец удается выговорить: