Бернадетт Пэрис - Дилемма

Из глаз у меня катятся слезы, и я сердито смахиваю их. Лучше бы он честно мне сказал, чем вот так рвать билеты. Ну что мне теперь делать? Пойти выяснять с ним отношения? Я недоуменно качаю головой. Нет-нет, что-то ничего не стыкуется. Получается какая-то бессмыслица. Я-то знаю Адама. Если бы он действительно не хотел посмотреть этот мост, он бы не только честно мне в этом признался, а еще и нашел бы решение проблемы. К примеру, предложил бы остановиться где-нибудь поблизости от Монпелье, а не в самом Мийо, и осмотреть окрестности. Возможно, он не хотел говорить мне об этом во время праздника, так что это еще один трудный разговор, который нам предстоит утром. Я ему скажу – ничего страшного, сделаем так, как ты предлагаешь. Главное, чтобы у него было несколько дней отдыха вдали от привычных мест и он действительно получил удовольствие от этого небольшого отпуска.

Я не уверена, что турагентство согласится компенсировать нам стоимость этих билетов, но всегда же можно спросить. Первым делом надо попытаться их склеить, а то вряд ли им понравится, что билеты разорваны пополам. Мне вот, к примеру, не понравилось.

Вынув куски билетов из футляра, я складываю их вместе. Вот билет Адама. А вот мой. А потом я непонимающе гляжу на них. Потому что пункт назначения на них – не Монпелье, а Каир. Я прислоняюсь спиной к стене, пытаюсь разрешить эту загадку. Не понимаю, как могла произойти такая ошибка? Я же помню, как девушка в турагентстве вместе со мной проверяла эти билеты, прежде чем положить их в футляр. Она не могла их перепутать с чьими-то чужими, потому что на них стоят наши имена, черным по белому. А потом я замечаю дату и время отправления. Девятое июня, 10:30. Сегодня. Всего через несколько часов.

Я словно вязну в трясине собственных мыслей. Это не те билеты, которые я купила. Их купил кто-то другой. Видимо, Адам. Но зачем ему покупать билеты в Каир, причем на сегодня, и ничего мне об этом не сказать? Может, он приготовил мне сюрприз, точно так же, как я готовила сюрприз ему? Только я первая успела подарить ему билеты.

Мне ужасно неловко. Ну да, неудивительно, что он высказал так мало энтузиазма, когда увидел билеты в Монпелье. Он знал, что мы не сможем полететь во вторник, потому что к тому времени уже будем в Каире. Теперь понятно, почему во время праздника он так и не вручил мне подарок: как бы он мне его преподнес, зная, что этим испортит подарок, который я ему только что сделала? Но он же, вероятно, устроил нам отдых на курорте, так что логичнее было бы отменить поездку во Францию, а не в Египет.

Меня трогает сама мысль о том, как Адам планировал это путешествие. Мы с ним недавно смотрели телепрограмму о путешествиях по Египту, и я помню, как призналась ему, что всегда мечтала увидеть пирамиды, это у меня с детства, я хотела стать археологом, но родители объявили, что мне надо стать врачом. Видимо, Адам собирался сделать мне сюрприз сегодня утром, подарить мне эти билеты. А может, он даже не стал бы мне их вручать, а просто попросил бы меня собрать вещи, объяснив, что мы едем в путешествие и что я узнаю, куда мы летим, лишь когда мы окажемся в аэропорту. Это было бы замечательно. И кстати, это по-прежнему совершенно не исключено. С чисто эгоистической точки зрения, я бы предпочла увидеть пирамиды, а не виадук Мийо.

Я УЖЕ ГОТОВ ПОДНЯТЬСЯ С ПОСТЕЛИ и отправиться на поиски Ливии, когда слышу ее шаги на лестнице – она быстро поднимается наверх, словно внезапно что-то обнаружила. К горлу подступает изжога. Она знает. Я резко сажусь в кровати, готовясь подхватить Ливию, если она упадет, но она вбегает в комнату с таким счастливым видом, что я замираю. На ее лице читается облегчение.

– Ты самый лучший мужчина на свете, – говорит она, бросаясь на кровать рядом со мной. Она берет мое лицо в ладони, всматривается мне в глаза. – Даже не знаю, что тебе сначала сказать – спасибо или прости.

– Это ты о чем? – осторожно спрашиваю я.

– Еще ведь не поздно, мы еще можем успеть.

Я непонимающе гляжу на нее.

– В Каир! – смеется она. – Я нашла билеты. Не важно, что они разорваны пополам, я уверена, мы можем их сами заново распечатать.

Я отнимаю ее руки от своего лица, беру их в свои:

– Ливия…

– Но ты должен был мне сказать, – говорит она, прежде чем я успеваю произнести хоть что-нибудь. – Теперь понятно, почему ты вроде бы не был вне себя от радости, когда узнал про путешествие в Мийо. Ты мог бы мне сказать, что уже устроил нам поездку в другое место. Я бы не обиделась.

Я будто оказываюсь внутри еще одного кошмара.

– Не в этом дело. Мы не летим в Каир. Нет, то есть летим, но… не сегодня утром.

– Тебе удалось поменять дату? Это же вообще идеально! Теперь нам предстоят целых два путешествия! Когда мы летим?

– Завтра. Но, Ливия, послушай…

– Ну-у, не очень-то разумно было поменять всего-навсего на завтра. – Ее глаза подергиваются дымкой смущения. – Мы все-таки не попадем в Монпелье. Но я все равно предпочту отдых на пляже.

– Ливия! – говорю я в полном отчаянии. – Да послушай ты, наконец!

Она удивленно смотрит на меня.

– Мы летим в Каир не для того, чтобы провести отпуск на пляже…

– Не надо, не говори, я знаю, это такой тур, когда останавливаешься в разных местах! Я понимаю, мы будем не только валяться на пляже, но все равно будет чудесно, я уверена.

– Нет. Тут другое.

– Да что же это тогда такое?

Я снова беру ее за руки.

– Ливия, я должен тебе сказать одну вещь. Это очень серьезно. Надо, чтобы ты внимательно меня выслушала.

Смех наконец покидает ее, и она замирает. И когда я пытаюсь вытолкнуть из себя нужные слова, она вдруг произносит нечто совершенно немыслимое:

– Ничего страшного, Адам. Я уже знаю.

Меня в буквальном смысле бросает то в жар, то в холод. На какой-то блаженный миг весь мир куда-то уплывает, и Ливия вместе с ним.

– Нет, – произношу я, когда мое зрение проясняется. – Это невозможно. Ты не можешь знать… то, о чем я хочу тебе рассказать.

– Это же насчет Марни, верно?

Мой мозг будто разлетается на куски. Я резко выпускаю ее руки.

– Ты… ты знаешь ?

– Да, и меня это убивает точно так же, как и тебя. – Голос у нее срывается, глаза наполняются слезами. – Что со всеми нами будет?

Сбросив одеяло, я сажусь на кровати, не в силах сейчас находиться рядом с ней, и пытаюсь найти во всем этом смысл. Ну да, она расстроена, но ведь она должна с ума сходить от горя? Ее сердце должно быть разбито, она должна безостановочно рыдать? Она казалась такой довольной, когда вошла в спальню. Она и была довольной, когда вошла. Да как она вообще еще может нормально говорить, двигаться?

– Адам, – умоляюще произносит она и протягивает мне руки.