Бернадетт Пэрис - Дилемма

– Было бы отлично, – отвечаю я. – Но ты сначала хорошенько устройся в Лондоне.

– Мне даже не обязательно там жить, я мог бы тут еще какое-то время покантоваться. От Виндзора до Лондона недалеко.

– Нет-нет, тебе все-таки надо жить в Лондоне. Вместе с Эми. Не надо, чтобы кто-то менял свои планы. Достаточно того, что ты не едешь в Нью-Йорк.

– Я рад, что решил не ехать, – замечает он.

– И я рад. Тебе пора в дом, Джош, я тоже скоро приду.

– Ничего страшного, я подожду.

Понимая, что без меня он не пойдет, я поднимаюсь на ноги. У меня так все затекло, что ему приходится помочь мне встать.

– Спасибо, – говорю я. – Видно, старею.

Он притягивает меня к себе, обнимает.

– Ничего ты не стареешь, – говорит он с напором. – И не постареешь.

Мы протискиваемся между сараем и шатром, проходим по саду.

– Пойду-ка я душ приму, – сообщаю я, когда мы добираемся до дома. – Спокойной ночи, Джош, до завтра.

– И тебе, па. Ты все-таки попробуй поспать хоть сколько-нибудь, ладно?

Я медленно поднимаюсь по лестнице вслед за ним. Оказавшись на верхней площадке, останавливаюсь: дверь нашей с Ливией спальни плотно закрыта, это предупреждающий знак – не входи. Я принимаю душ в общей ванной, но мне нужна чистая одежда. И потом, мне отчаянно хочется поговорить с Ливией.

Наша спальня погружена во тьму, если не считать лунного света, проникающего в окно. Ливия лежит, накрывшись лоскутным одеялом, виднеется лишь верхушка ее головы. Я знаю, что она не спит, я это отлично чувствую. По возможности бесшумно одеваюсь, потом сажусь на край кровати.

– Лив, – говорю я.

Даже не знаю, что хуже – ее теперешнее сердитое молчание или безнадежные рыдания прежних часов. Мне мучительно хочется ощутить прикосновение ее руки. Я нуждаюсь в ней как никогда. Потому что лишь она одна знает Марни так, как знаю ее я. Но для нее я словно не существую.

Я ЛЕЖУ В ПОСТЕЛИ. Даже не знаю, как я ухитрилась прожить этот день. Посмотрев, как Адам бьет Роба в челюсть, я спустилась вниз сказать всем, что пойду отдохну, и обнаружила, что на коврике у входной двери лежит конверт. Я даже не осознавала, что пытаюсь порвать его в клочья, пока пальцы Нельсона не вынули его из моих рук.

– Ничего-ничего, Ливия, – сказал он. – Я сам разберусь.

– Я не хочу… я не хочу этого видеть, – ответила я ему, силясь подавить сердитый всхлип. Мерзко было думать, что кто-то уже подсуетился и сунул в щель нашего почтового ящика открыточку с соболезнованиями.

– Я знаю, – произнес он, беря меня под руку. – Может, попробуешь хоть немного поспать? По крайней мере, просто полежать, отдохнуть.

– Хочу сначала со всеми попрощаться.

– А хочешь, я останусь? – спросила Джесс, когда родные Адама уехали и мы поднялись в спальню. Клео была в спальне у Джоша вместе с ним и Эми. А Нельсон пошел проведать Адама, который все еще прятался у себя в сарае.

– Нет-нет, все в порядке, – заверила я ее. – Поезжай домой, у меня все будет нормально.

– Просто я не понимаю, почему Роб не стал заходить, почему он сразу же ушел. И трубку он что-то не берет. Я беспокоюсь.

Я отвернулась от нее, внутренне молясь, чтобы Роб не рассказал ей про себя и Марни. Во всяком случае, не сегодня. Я тут же сделала мысленную поправку: лучше пусть никогда не рассказывает. Потому что теперь это же ничего не изменит, правда? Теперь это вообще уже не важно.

Она отправилась за Клео, а ко мне зашел Нельсон.

– Не заглянешь к Адаму? – спросил он. – По-моему, ты ему сейчас нужна.

– Нет. Не могу… Просто не могу. – Глаза у меня снова наполняются злыми слезами. – Ну как он мог так поступить, Нельсон? Как мог позволить, чтобы праздник продолжался, когда он почти на сто процентов был уверен, что Марни летела на этом самолете? Как мог при этом со всеми шутить, смеяться?

– Все-таки будем справедливы: мне кажется, он ни с кем особо не шутил и не смеялся.

– Даже Клео узнала еще до меня. – Я не могу изгнать из своего голоса нотки страдания. – Ты тоже знал? Я же видела, вы с ним говорили на празднике, и казалось, он чем-то очень огорчен. Тогда он тебе и сказал, да?

– Нет, ничего я не знал. Я знал – с Адамом творится что-то не то, а когда я у него спросил, он ответил, что сделал что-то ужасное и что ты его никогда не простишь.

– Вот тут он был прав! Я-то думала, все эти переживания, эта его мигрень, то, что он вечно исчезал где-то в доме… я думала, это связано с подарком для меня, с которым возникли какие-то сложности. Я не понимала, что тут другое – у него просто не хватает смелости рассказать мне про Марни. Потому что он трус.

– Адам не трус, Ливия. Он самый сильный человек из всех, кого я знаю. Ты можешь себе представить, что ему пришлось пережить за все это время? С того момента, когда он заподозрил, что Марни летела этим рейсом, и до того, когда он точно узнал – да, летела? Ты хоть представляешь себе, что он перенес? Один.

Тут вся моя обида вырвалась наружу.

– Если бы он мне сказал, ему бы не пришлось переживать это одному, – прошипела я. – Я бы все с ним разделила. А ну хватит его выгораживать, Нельсон. Он был не прав, ты сам это прекрасно знаешь.

– Но…

– Нет. – Я с силой хлопнула по кровати. – Не желаю это слышать! Дело вообще не в Адаме! Тут главное – Марни!

Он ничего не сказал, просто поцеловал меня.

– Все-таки попробуй немного отдохнуть, Ливия, – мягко посоветовал он. – Я пойду, но утром вернусь.

Это было пять минут назад. Мне даже жалко, что я не могла его попросить: не уходи. Не желаю оставаться тут наедине с Адамом. И о Марни думать не хочу. Так что я пытаюсь сосредоточиться на окружающих звуках: вот Нельсон прощается с Джошем и Эми, вот они с Клео идут вниз по лестнице, а за ними медленно движется Джесс. Вот от нашего дома отъезжают два автомобиля: сначала машина Нельсона, потом машина Клео. Дальше наступает тишина. Она быстро делается какой-то слишком громкой, и внутри у меня нарастает паника, но тут я слышу, как открывается дверь спальни Джоша и как он спускается вниз: появляются еще звуки, я могу на них сконцентрироваться. Открывается задняя дверь, потом закрывается. Шаги Джоша по террасе. Я изо всех сил напрягаю слух, но ушами я не в состоянии уловить, как он отталкивает стенку шатра и протискивается к Адаму в сарай, я могу лишь представить это. Но представлять недостаточно. Я заставляю свои уши ловить другие звуки: вот Эми ходит по комнате Джоша, вот соседи проводят вечернюю уборку в своих садиках, соблюдая уважительную тишину. А позже – уж не знаю, насколько позже, – я слышу звук, от которого у меня начинает колотиться сердце: Джош с Адамом возвращаются к дому. Вот они поднимаются по лестнице, и я затаиваю дыхание, я держу в себе воздух, пока у меня не начинают болеть легкие. Потому что я не хочу, чтобы Адам был здесь. Я не хочу его видеть. Но он направляется в другую сторону, во вторую ванную комнату, и мне чуть легче дышится, пока он принимает душ. Но вот он уже здесь, за этой дверью, и я скрючиваюсь под одеялом и зажмуриваюсь покрепче.