Карен Макманус - Кузены [litres]

Я беру, смеясь сквозь слезы, и утираю глаза.

– У тебя и правда ужасно получается.

– Ну, зато ты улыбнулась. Хоть немного.

Милли берет мою руку в ладони. Энергичное пожатие скорее подходит для формата предвыборной кампании, чем для утешения, но я не обращаю внимания.

– Мне правда очень жаль, – искренне говорит двоюродная сестра. – И ты ни в чем не виновата. Совершенно естественно было хотеть, чтобы два дорогих тебе человека поладили.

– Еще как «поладили», – глухо говорю я. – Хуже всего то, что я думала – они только из-за меня друг другу симпатизировали. Как можно быть такой жалкой?

– Да уж, – говорит Милли. Я снова бросаю на нее укоризненный взгляд, и она добавляет: – Я думала, ты про нее. Типичная «разлучница». Да и дядя Адам не лучше – явный кризис среднего возраста. Банально до тошноты.

Я смаргиваю вновь выступившие слезы.

– Все пошло наперекосяк. Я чувствую себя такой виноватой, что не могу нормально общаться с мамой, хотя она миллион раз говорила – я здесь ни при чем. Бросила плавание, потому что не в силах быть рядом с тренером Мэтсон. И, наверное, уже не вернусь. Даже не представляю, что будет в следующем году, когда все в команде узнают. Пока еще никто в школе не в курсе…

Включая Томаса. Я хотела ему рассказать, но никак не могла выбрать удобный момент. Не знаю точно, что это говорит о наших отношениях – я призналась во всем двоюродной сестре, которую знаю пару недель, и не поделилась со своим парнем, с которым мы вместе уже четыре года, – но, возможно, как раз здесь кроется причина нашего молчаливого разрыва.

– И что дальше? – спрашивает Милли. – С ребенком и вообще?

– Ну, она собирается его оставить. Так что где-то осенью у меня появится маленький брат или сестра – по отцу. Он всегда хотел сына… – Милли сильнее сжимает мне руку, приободряя. – И я сомневаюсь, что брак родителей это выдержит. Не представляю, как они смогут дальше жить вместе. А раз папа отказывается искать нормальную работу и обеспечивать себя, то… в худшем случае, видимо, моя тренер по плаванию станет заодно и моей мачехой.

От одной мысли меня всю передергивает. Немного придя в себя, я бросаю на Милли виноватый взгляд.

– То есть я знаю, у тебя тоже мачеха и все такое, но…

– Это совсем другое, – поспешно отвечает та. – Там никаких измен не было. Папа встретил Сурью уже после того, как они с мамой развелись – не по его инициативе.

Я опускаю голову.

– Что с моим отцом не так?! Он мог бы добиться куда большего! Как доктор Бакстер сказал – такой потенциал, и растрачен впустую. На выходе – пустой звук.

– Да, понимаю, – откликается Милли. – Я чувствую то же к маме. Ну, она, конечно, не настолько ужасна, как твой отец, но она такая… холодная. Никого к себе не подпускает. Папа никогда не мог ей угодить, а он ли не старался! Я обычно даже и не пытаюсь. Если уж ему не удалось, то у меня вообще никаких шансов. Он куда добрее меня и терпеливее.

Еще раз сжав мою ладонь, она со вздохом откидывается назад и опирается на локти.

– Что-то с нашей семьей не так, и очень здорово.

Простая истина ее слов звучит для меня неожиданно. Конечно, я всегда знала, что Стори сложно назвать обычной, нормальной семьей, но в этом мне чудилось нечто… романтичное, что ли. Правда же в том, что мой отец, его братья и сестра – все они просто жалки. Он разрушил нашу семью из-за глубоко укоренившейся потребности чувствовать себя особенным, ничего для этого не делая. Тетя Аллисон оттолкнула мужа и держит на расстоянии Милли. У дяди Андерса такие ужасные отношения с собственным сыном, что тот назло ему заплатил самозванцу, лишь бы не ехать на остров самому. О дяде Арчере вообще годами ничего не слышно кроме того, что у него одна зависимость сменяется другой. На секунду я жалею, что сбросила звонок. Сейчас я сказала бы отцу: «Ты должен взглянуть в лицо тому, из-за чего бабушка от тебя отвернулась. Пока в тебе осталось еще хоть что-то от того человека, которым ты мог стать».

Конечно, это было бы бесполезно. Отец свято верит, что он непонятый гений.

Сморгнув последние слезинки, я наконец обращаю внимание на окружающую реальность.

– Мы что… на кладбище? – спрашиваю я Милли.

– А, да. Здесь, видишь ли, поменьше ушей, чем на улице. – Уголки ее губ слегка приподнимаются. – И посмотри, с кем мы оказались рядом. Воссоединение семьи, да и только.

Следуя за ее взглядом, я читаю выгравированную на ближайшем могильном камне надпись:

Абрахам Стори

Возлюбленный муж, отец

и филантроп

«Семья прежде всего»

– Цитата смотрится довольно иронично, – замечает Милли, и у меня вырывается короткий смешок.

– Знаешь что? Отец был прав. Но только в одном, – добавляю я, когда она скептически приподнимает бровь. Дав волю долго сдерживаемым слезам, я чувствую себя гораздо легче. И голова прояснилась – с глаз у меня словно упали шоры. – Нельзя просто сидеть и ждать, что же будет дальше. Нужно самим что-то делать.

– Что, например? – Милли мгновенно становится прежней, готовой разбираться с проблемами. – Поговорить с Чезом? Может, он подскажет, как связаться с Эдвардом Франклином?

– Да, это хорошая мысль, но мне пришло в голову другое. – Я поднимаюсь и отряхиваю шорты. – Давай ответим на вопросы Хейзел. И зададим несколько своих.

У двери маминого кабинета Аллисон замерла, услышав знакомые голоса.

– Отдых и движение, Милдред. Вот что пойдет вам на пользу, – проговорил доктор Бакстер, застегивая свою медицинскую сумку.

Он обычно не посещал пациентов на дому, тем более в девять часов вечера, но для Стори всегда готов был сделать исключение. Особенно в эти полгода после внезапной смерти отца от сердечного приступа, когда матушка тоже вдруг стала беспокоиться за свое здоровье.

– Оно бьется как-то не так, – пожаловалась она, прижимая руку к груди.

Аллисон знала, в чем настоящая причина – сердце матери было разбито.

– Я все время ей об этом говорю, – раздался голос Терезы Райан, маминой помощницы и матери Мэтта. – Давайте пригласим сюда инструктора по йоге, Милдред. И успокаивает, и тренировка отличная. Нам обеим пошло бы на пользу.

Терезе, кажется, изменяет ее самообладание. Она переехала в Кэтминт-хаус несколько месяцев назад по настоянию матери – «временно, пока я не оправлюсь», как обещала та, – и, похоже, уже устала от такого близкого общения. Постоянные страхи Милдред и неспособность принимать даже самые простые решения были сейчас неудивительны, однако все привыкли, что бизнес семьи Стори работает как часы, и это выбивало из колеи. Адам тоже чувствовал на себе давление – матушка постоянно намекала ему, чтобы в следующем семестре он наведывался домой почаще и принял непосредственное участие в управлении некоторыми активами.