Франко Маннара - Меня зовут Бёрди [litres]

– Паолито! Наконец-то! Иди-ка сюда… вот, это для тебя. Сегодня празднуем, я застолбил концерт с «Антихристом» через несколько недель, это будет ого-го как круто!

Он протягивает ему соломинку и бутылку шампанского. Паоло кладет сигарету в раковину, берет одной рукой бутылку, отпивает глоток и, зажав в другой соломинку, разом вдыхает огромную дорожку, которую приготовил ему Шала. Сегодня вечером он хочет стереть картину. Через несколько минут стены начинают раскачиваться.

Паоло закуривает, выдыхает дым в потолок, подняв глаза, смотрит, как он рассеивается. Справа проскользнула чья-то тень, запах кожи… Его взгляд задержался на трещине в стене. Она бежит от лампы на потолке до оконной рамы, огибает окно и продолжает свой бег до пола. У плинтуса вокруг нее толпится муравьиное войско, типа на транзитном пункте, на границе, он улыбается, пьет шампанское из горлышка и опускается на колени, чтобы рассмотреть муравьев поближе. Они толкаются, карабкаются друг на друга, не агрессивные, просто каждый делает свое дело. Он затыкает пальцем выход из тоннеля – паника. Они лезут на палец, на руку, ищут другой ход, их движения стали истеричными, толпу охватил страх…

Он начинает напевать, ему как будто нужно издавать звуки, любые, чтобы не сразу дать себя накрыть токсичной волне, уже поглаживающей затылок. Паоло встает, наклоняется к зеркалу, лежащему перед ним плашмя, и вдыхает еще две дорожки. По вкусу понимает, что принял спидбол [24] Смесь кокаина с героином или морфином, вводимая внутривенно либо ингаляцией паров. Является чрезвычайно опасной для жизни формой распространения кокаина. . Бутылка шампанского свисает с его руки, он ступает медленными шагами, берет огромный косяк из пальцев Туртурро и выходит из ванной, напевая Riders on the Storm [25].

Into this land …

Оседлавший бурю.

Закрыв глаза, он танцует в центре круга. Запахи, пот, тени, шелест, музыка, ультразвук, инфранизкие частоты взяли его в кольцо, абсолютная магнитуда, черная дыра, звуковая сверхновая, засасывающая все… Он испаряется, рассеивается по комнате, парит над кипящими мозгами, спина прилипла к потолку, он больше не поет, глаза закрыты, рот открыт, в него свободно врывается воздух, тело полностью расслаблено, а рассудок мчится быстро, как соло Рэтлиджа, духовный бобслей, Трейн [26] Прозвище джазмена Джона Колтрейна. ( Прим. автора .) на колоссальной скорости, только обходи препятствия, вправо, влево, опять вправо, глотай ветер, напейся этой скорости и изрыгни ее пламенем дракона, охота на дракона, железная мандала, камни вокруг него становятся серыми, и в скале высекается лицо Берди с двумя ониксами на месте глаз.

Что-то тяжело давит на живот, и Паоло открывает глаза. Он лежит на полу среди танцующих. Маленькая блондиночка уселась на него верхом и щиплет за щеки, тянет их, как будто его кожа совершенно эластична. Она покачивается, закрыв глаза, улыбается и, наклонившись, целует его. Он не противится, он существует теперь только здесь и сейчас, в эту минуту, в этом месте, в этой комнате, гигантский сгусток оргонической энергии [27] Форма «энергии», открытая Вильгельмом Райхом (1897–1957), немецким психоаналитиком, чьи теории научно не доказаны. ( Прим. автора .) , дрейфующий в космической пустоте.

СРЕДА – 0.40

Медленным круговым движением руки я стираю испарину, оставшуюся после душа на зеркале. Провожу указательным пальцем по шраму на щеке, словно ласкаю старательно, чувствую небольшую неровность моей кожи в этом месте. Рытвинку. Четыре, может быть, пять сантиметров в длину. Я ведь чуть не лишилась глаза. Этот кусочек прошлого никогда не покинет меня, выгравированный здесь, навсегда рассекший мое лицо. Пергамент запечатленного насилия. Я тяну себя за щеку, деформирую шрам.

В ту среду стояла чудесная погода, апрельский денек, уроков в школе не было, а мама рано утром уехала в Париж до вечера. Тогда в первый раз папа с бабулей отвели меня поиграть на чердак.

Когда я снова оказалась в своей комнате, я ничего не понимала. Это было совершенно бессмысленно. Голова гудела. Клонило в сон. Тошнило. И было больно. Болело тело, и болела душа. Хотелось содрать с себя кожу. Сгореть. Исчезнуть.

Ни слезинки.

Ни словечка.

Ничего.

Я прижалась лицом к окну, глядя на зеленый лабиринт, который отец высадил в саду перед домом. Огромный. Я стала биться лбом о стекло, все сильнее и сильнее, чувствуя, как оно поддается с каждым ударом. А потом мое лицо прошло сквозь стекло, почти бесшумно. Хлынула кровь, забрызгав двойные занавеси, и я упала на пол без сознания.

Испарина на стекле совсем рассеялась. Последние капли блестят на моей коже. Я вожу пальцем по контурам шрама и напеваю, потихоньку сочиняя на ходу:

Встреча Ибанеза с Артуром Мейнаром была тягостной. Молодой человек никак не оправится после смерти подруги. Не может понять, почему он жив, а она лежит мертвая на холодном линолеуме гостиной. Полицейский искал слова, но не находил.

Вернувшись в кабинет сорок восемь часов назад, он больше из него не выходил, даже не поехал домой поспать. Мусорная корзина полна пустых упаковок из-под сэндвичей. За это время он оставил много сообщений жене, всякий раз все больше рассыпаясь в извинениях. В ответ пришло только одно сообщение от его обожаемой дочки, которая спрашивала, когда папа вернется. Он не мог ничего обещать, поэтому предпочел не перезванивать и был зол на себя за это.

От Мейнара он узнал немного, разве что в тот вечер они оба приняли новые таблетки. Круглые, бирюзово-голубые, четыре-пять сантиметров в диаметре. Они купили их у какой-то девушки лет двадцати во время концерта в XVII округе.

Они приняли один и тот же наркотик, от одного дилера, а он-то жив и здоров. Ибанезу приходится признать, что, возможно, его шеф в конечном счете прав. Партия дури с дозировкой от фонаря, какая-то химическая составляющая оказалась вреднее, чем предполагалось, не повезло, и только. Результаты токсикологической экспертизы наконец пришли и говорят примерно о том же. Все отмечают в крови каждой жертвы большую дозу всевозможных токсичных веществ, некоторые из них еще анализируются. Амфетамины, опиаты, но есть и другие, над которыми химики управления до сих пор ломают голову. Ибанез составляет докладную записку шефу, чтоб были приняты необходимые меры санитарного оповещения.