Кэтрин Купер - Шале

Повисает неловкая пауза, которую Мэтт пытается заполнить, расспрашивая Саймона про катание. К счастью, тот пускается в утомительный рассказ о том, на каких именно трассах побывал и каких идиотов навидался в очередях на подъемник, поэтому мне ничего не надо говорить.

Мы садимся за стол. Блюда, кажется, никогда не закончатся. Я делаю глоток странноватого холодного супа, поданного на закуску, проглатываю ложку-другую суфле, пробую утиную грудку с картофелем дофин. Обед был такой сытный, что мне до сих пор тяжело хоть что-то в себя запихнуть. Вино роскошное (и белое, и красное — причем разное к каждому блюду), но я не могу допить даже бокал. Перед десертом идет мини-сорбет, и только его я съедаю полностью — он освежающий и легкий. Даже не притрагиваюсь к десерту — какой-то липкой дрожащей шоколадной кляксе. Далее следуют petits-fours — я прошу мятного чая вместо кофе и отказываюсь от ликеров.

Поначалу все ведут себя сдержанно — видимо, из уважения к моей ситуации. Однако постепенно вино развязывает языки, обстановка разряжается, и в столовой становится шумно. Саймон перекрикивает остальных; они с Кэмероном беззастенчиво хвастаются разными экстравагантными проявлениями своего богатства, явно соревнуясь, у кого больше денег. Хьюго участвует лишь время от времени. Кэсс (не Кэт, теперь вспомнил) с няней тихонько разговаривают между собой. У меня нет сил что-то говорить, но я киваю и улыбаюсь, когда кто-нибудь делает замечание, вроде бы касающееся меня.

Милли убирает пустые тарелки и предлагает нам перейти в гостиную. Я отодвигаю стул и с трудом встаю.

Кэсс трогает меня за руку:

— Адам? Вам плохо? Вы такой бледный!

Голова у меня кружится, в глазах темно.

— Да, немного, — сбивчиво бормочу в ответ. — Думаю, мне лучше пойти прилечь, прошу меня извинить.

Поднимаясь по лестнице, я слышу за спиной приглушенный шепот, что-то вроде «бедняга» и «у него был тяжелый день».

Распахиваю дверь в свою спальню, кидаюсь в ванную, и весь мой ужин оказывается в унитазе.

Декабрь 1998 года, Ла-Мадьер, Франция

Адам

— Ой, — восклицает Уилл, словно девчонка, — больно же!

Он поднимается на ноги и потирает голову. Теперь он весь в снегу. Ветер ревет с прежней силой, и хотя сейчас не больше четырех часов, небо темное, как ночью.

Уилл пронзает меня взглядом, продолжая тереть затылок.

— Слушай, Адам, это нас ни к чему не приведет! — восклицает он. — Мы отстали от проводников, и ты потерял лыжу. Надо что-то делать, как говорится в пословице, прежде чем один из нас умрет, что в данном случае вполне вероятно.

Я хлопаю себя руками по бокам, пытаясь согреться. Мне уже холодно по-настоящему.

— Ну и, засранец, что ты предлагаешь?

Уилл устраивает целое представление, пытаясь развернуться; при этом он нарочно высоко поднимает лыжи и осыпает меня снегом. Хоть он и закутан по уши в шарф, я вижу у него на лице ухмылку. Наклоняюсь, подбираю громадный снежный ком и швыряю в него.

— Да бога ради! — взрывается Уилл. — Сейчас не время играть в снежки, ты, придурок! Как я уже говорил, — продолжает он медленно, словно обращаясь к недоразвитому ребенку, — раз ты потерял лыжу, мне придется съехать вниз и позвать на помощь.

— Нет. Ты не оставишь меня здесь одного, — настаиваю я. — Будем ждать — проводники знают, где мы, — и кто-нибудь за нами придет.

Уилл вздыхает и глядит в небо. Наступает пауза — мы оба слушаем свист ветра, и наши лица колет снег.

— Слушай, Адам, я знаю, план не идеальный, но это лучшее, что мы можем сделать. Проводники могут и не знать, где мы оказались, — мы сами этого толком не знаем. Патруль не контролирует этот спуск. Пока известно только, что мы сошли с тропы, по которой должны были следовать. Я тебя не обвиняю, но…

— А выглядит так, будто обвиняешь, — перебиваю я его.

— Как хочешь. Нам вообще не надо было выходить в такую погоду. Но сейчас слишком поздно что-то менять, лучше поискать разумное решение.

Голос его смягчается.

— Я знаю, тебе страшно остаться тут одному, но, думаю, с учетом…

— Ничего мне не страшно, ты, напыщенный идиот! — ору я. Да как он смеет разговаривать со мной свысока?

Уилл вздыхает.

— Ладно. Хорошо. В таком случае и проблемы нет, правда? Я пойду и позову помощь, а ты оставайся здесь, раз тебе ничего не страшно , и очень скоро мы с тобой окажемся в шале, со своими девушками.

Вот козел… Нет уж, я на это не куплюсь.

— Ну да. С девушками. Нелл и Луизой. Твоей Луизой, которая только о тебе и думает, — ехидно отвечаю я.

— Да какого черта, Адам! Прекрати! — кричит Уилл. — Тут дикий холод, у меня уже все лицо отмерзло, а оказался я в этой ситуации только по твоей вине , если говорить прямо: потому что ты не умеешь кататься и теряешь лыжи! Ты виноват, что мы не сидим сейчас в тепле, а торчим тут, на этом чертовом склоне. Так что лучше тебе воздержаться от твоих обычных шуточек, что ты можешь отбить любую из моих девушек, если захочешь, только потому, что однажды поцеловался с подружкой, с которой я вроде как встречался в тринадцать лет, потому что ты — прямо дар божий!

Он начинает крепить палки: аккуратно продевает руки в петли, как нас учили в лыжной школе лет сто назад, и поправляет свои бесконечные шарфы. На кой черт ему столько? Вот же дебил!

Внезапно я понимаю, что не хочу оставаться один. Он не поступит со мной так.

— Эта твоя Луиза, — говорю я, чтобы его остановить. — Что, не нашлось никого получше?

Он изо всех сил вонзает палки в снег и продолжает возиться с петлями.

— Отвали, Адам! Я еду, и мне плевать, что ты там говоришь. Молись лучше, чтобы я правда позвал на помощь, хотя в данный момент, честно говоря, меня так и подмывает этого не делать.

Серьезно? Это так он говорит со мной?

— Эта Луиза — опытная штучка, — снова вступаю я. — Чем, по-твоему, мы с ней занимались вчера вечером, пока ты разбирался со сломанным креплением?

Он вскидывает голову, сразу позабыв о петле.

— Слушай, мне все равно. Серьезно, Адам, отцепись. Еще одно слово и…

Он толкает меня в грудь; палка повисает у него на запястье. Ноги его по-прежнему в креплениях лыж, и толчок едва ощущается.

Делаю шаг ему навстречу.

— Еще одно слово — и что, мой маленький братец? Мы с ней обедали, потом много пили. А дальше пошли в вашу комнату и трахнулись. Ей понравилось . Не хотела меня отпускать.

Внезапно я ощущаю острую боль в челюсти и понимаю, что Уилл ударил меня. Этого я не ожидал.

— Врешь! — кричит он, пытаясь дотянуться до меня еще раз, но его ботинки зажаты креплениями лыж и не дают сдвинуться с места.

— Она бы ни за что так не сделала!