Лорен Бьюкес - Земля матерей [litres]

– Распространенное заблуждение. – Энджел протягивает ему кухонное полотенце. – Вот, держи. И радуйся, что это не слезоточивый газ.

– А вас душили слезоточивым газом?

– А то как же, а еще травили собаками и забрасывали светошумовыми гранатами, и у меня на лбу шрам, с того раза как один идиот полицейский ударил меня в Оккьюпае своим щитом. Хорошие были времена. Я по ним скучаю. Ты только посмотри на свое испуганное личико! Не бойся, Мила. Теперь мы в непосредственных акциях протеста почти не участвуем. Скорее мы действуем за кулисами. У нас есть друзья в России и Индии, бывшие интернет-тролли, ты знаешь, что это такое?

– В общих чертах. Что-то вроде хакеров?

– Да, а также бывшие сотрудники центров поддержки, и мы стараемся сделать мир лучше.

– Каким образом?

– Это секрет, хорошо? – Энджел улыбается, однако ему становится неуютно, взрослые откровенничают с ним, как тетя Билли, накануне той ночи, когда все переменилось. И он по-прежнему не хочет спрашивать у мамы подробности.

– На самом деле это сложно; ты знаешь, что такое атака «отказ в обслуживании» [17]?

– Нет.

– Ну хорошо, хорошо, мы пытаемся стереть наши долговые обязательства, обрушить банковскую систему.

– Но разве вам не нужны деньги?

– Не больше, чем нам нужны границы. Это другое направление, в котором мы работаем: уничтожение иммиграционных архивов.

– Но как же насчет тех, кто захочет вернуться домой?

– Если нельзя доказать, кто есть кто и как он сюда попал, нужно предоставить всем свободу передвижения. Границы такие же воображаемые, как и деньги. Как и права собственности. У нас есть хакерская программа, взламывающая систему безопасности гостиниц, то есть мы можем отпирать замки и впускать в номера тех, кому это нужно, не заставляя их заполнять долбаные регистрационные карточки, навязанные правительством. Прошу прощения, я не собиралась сквернословить.

– Ничего страшного. – Майлс продолжает нарезать лук все более мелкими кусочками, и тут бурей счастливого повизгивания на кухню врывается такса, а из улья спален наверху появляется девица лет двадцати в тяжелых черных сапожищах с «ирокезом» на голове, почесываясь под мышкой.

– Познакомься с Мишель, – говорит Энджел. – Это наша домашняя творительница хаоса. Но готовить ни черта не умеет. – Она наливает масло в здоровенную закопченную сковороду и высыпает следом овощи.

– Ты новенькая, малышка? – Мишель плюхается на табурет у стола под шипение и аромат жарящегося лука.

– Наверное. Меня зовут Мила.

Мишель хватает оставшийся на столе ломтик сырого имбиря и отправляет его в рот.

– У нас здесь всякого хватает. Солт-Лейк-Сити притягивает разных чудиков. Когда я была маленькой, мои братья закрывали мне глаза, когда мы проезжали мимо Пирамиды. Ты ее уже видела? Прикольный культ. Там раньше висел плакат: «Приходите мастурбировать вместе с нами».

– Фу! Ого! – У Майлса горят щеки, он стоит, уставившись на разделочную доску, сосредоточенный на резке лука, полностью сосредоточенный.

– Я вот сейчас думаю об этом, сколько же спермы было потрачено впустую. Теперь это стоило бы на черном рынке огромные деньги. – Мишель печально трет живот обеими руками. – Наверное, я в свое время наглоталась этой гадости на целый миллион!

– Тебе замечание за пошлость, – сжалилась Энджел над оглушенным Майлсом. Однако причина этого не та, что они подумали. Смущение – лишь одна часть уравнения. Главное то, что происходило в «Атараксии». Что говорила тетя Билли, как от этого его заливал жар, но также охватывала дрожь. – Девочка не хочет слушать про твои сексуальные подвиги. А я все это уже слышала. И неоднократно.

– Это урок истории! – Мишель поднимает руки, шутливо признавая свое поражение. – Ну ладно, ладно, больше никаких возвратов в глубокое прошлое, я поняла.

– Малышка, не хочешь обзорную экскурсию по центру города? – предлагает Энджел. – Ни слова о сексе, но зато разговоры о более непонятных вещах, таких как инопланетные корабли и патриархальные религиозные верования, и о да, следы от пуль в стене, где мужское ополчение пыталось захватить город перед тем, как все умерли. Это позволит тебе в полной мере вкусить мо.

– А это еще что такое? – заходит на кухню мама, с влажными после душа волосами, на лице застыла подозрительность. В последнее время у нее это обычное выражение – постоянно встревоженная, постоянно настороженная.

– Мормонство. И, опережая ваш вопрос, да, это правда насчет их святого нижнего белья [18], однако теперь весь мир состоит из одних сестер-жен, так что, может быть, они были в этом правы.

– Я к вам присоединюсь, – говорит мама, и Майлс испытывает недовольство, сменяющееся облегчением. – А разве бог не инопланетянин, или я путаю с сайентологией?

– Нет, вы попали в самую точку. Мормонский бог действительно прибыл с другой планеты, и второе пришествие случится только в случае апокалипсиса, когда все плохие люди исчезнут с лица земли.

– Но… – начинает было возражать Майлс.

– Не мужчины, малышка. К твоему отцу это не относится. И сейчас мы не переживаем конец света в понимании Церкви святых последних дней.

– Аминь, – говорит Энджел. – Положитесь в этом на меня.

Они ставят шакшуку [19]доходить в духовке («к обеду она будет в самый раз») и садятся в машину Энджел, видавший виды старенький «Мерседес» с оберегом от дурного глаза, пластмассовым скелетом, болтающимся под зеркалом заднего вида, и серебристой мишурой, наклеенной на приборной панели. Мама впереди, а Майлс со всеми четырьмя собаками на заднем сиденье, Гипатия учащенно дышит, растянувшись у него на коленях.

Первая остановка у парка Гилгал, где выставлены причудливые скульптуры. Майлс фотографирует их на одолженный телефон: сфинкса с лицом одного из предводителей мормонов, скульптурное изображение короткого и толстого мужчины в кирпичных штанах с высокой талией, при виде которого все они также подтягивают свои штаны на грудную клетку и изображают из себя придурков. Огромная отломанная нога, две руки в нише, тянущие друг к другу два анатомически правильных каменных сердца, которые так и не соприкасаются.

– Это символ любви скульптора и его жены, – объясняет Энджел.

– Так и не соединились? Странный романтический жест, – говорит мама. – Я рада, что не была замужем за мистером Кирпичные штаны.

«Да, потому что он также должен был умереть, как и все остальные», – думает Майлс, и накатывает отчаяние. Он не знает, сколько ему дадут пользоваться телефоном, поэтому отправляет самые прикольные видео на свой «Инстаграм», по-прежнему вспоминая оставшуюся в «Атараксии» Эллу. Майлс понимает, что она практически наверняка никогда их не увидит, потому что интернета у нее нет, а его страничка закрыта для посторонних, и все-таки ему становится лучше от сознания того, что это возможно.