Лорен Бьюкес - Земля матерей [litres]

– Что вы набросились на бедную женщину! Идем, берите свою кружку. – Патти открывает дверь в сад. Пятнистая курица с хохолками на лапах убегает от них, петляя по дорожке, и скрывается в густой зелени овощей.

Какое облегчение быть здесь, где они окружены заботой, пусть и на время. Драться или бежать – этот режим неприемлем. Это все равно что принять позу из пособия для мучителя: на смену нервам приходят стальные проволоки. Но если расслабиться, существует вероятность, что она просто развалится на части. Нужно быть осторожной. Доброта может идти во вред.

– Мы сами выращиваем здесь овощи, но в трех кварталах отсюда есть общий земельный участок. Из старых парковок получаются великолепные городские фермы, особенно из многоуровневых. – Патти ныряет под перголой, украшенной волшебными светильниками и вьющимися растениями, и проходит через лабиринт из белых и красных камней, разложенных между пустынными цветами. Коул замечает, что на камнях надписи, имена, написанные от руки маркером. На некоторых фотографии размером с те, что требуются для документов.

– О! – Коул наклоняется и подбирает один камень. – Аллан.

– Это наш мемориальный сад, – объясняет Патти. – Здесь мой муж. И мой любовник. Вы можете оставить здесь свой собственный камень, хотя кое-кто считает кощунством ходить по мертвым.

– У нас был забор с фотографиями в… там, где мы жили, – неуклюже заканчивает Коул. Она видела его каждый день, когда бегала вокруг территории объединенной базы Льюис-Маккорд, тщетно пытаясь убежать от своей ярости, горя и бессилия. База была отгорожена от окружающего мира тремя заборами, защищающими от проникновения инфекции извне, а также от десятков паломниц, толпящихся у ворот. Ограду превратили в мемориал, проволочная сетка была увешана фотографиями, письмами и памятными вещами, однако все они были обращены наружу, поэтому изнутри между увядшими живыми цветами и выгоревшими на солнце и поникшими под дождем искусственными можно было увидеть только чистые обратные стороны. Сотни пустых прямоугольников, наложенных друг на друга, обильно политые дождем и выцветшие до бледно-желтого оттенка. Обои скорби.

И вот сейчас Коул ежится и сжимает в руке белый камень. Холодный и гладкий, словно крошечный череп. Затем она аккуратно укладывает Аллана обратно к остальным, ближе к цветам, чем он лежал раньше. Кем бы он ни был, он заслуживает чуть больше красок.

Патти терпеливо наблюдает за ней.

– В мормонском храме в центре города есть такая же мемориальная стена. А в Либерти-Веллс есть гостеприимная коммуна. Это на тот случай, если вы решите задержаться подольше.

Коул поднимает плечо.

– Вообще-то нас ждут… – Она не договаривает. Точнее, «разыскивают».

Патти ведет ее по заросшей высокой травой лужайке к коттеджу.

– Особой роскоши не ждите. На самом деле это сарай для инструмента, стены из шлакоблоков, полки напечатаны на 3D-принтере в нашей лаборатории, но там есть кровать, и душ на улице. Вода к этому часу еще не успела нагреться, но там вас никто не потревожит. Я попрошу Вану сообразить чистое постельное белье и полотенца. Да, и еще она принесет компьютер, чтобы вы смогли выйти в интернет, и покажет, как работает наша связь. Полагаю, вы хотите пообщаться со своими родными.

Она открывает дверь в убогое помещение, на шлакоблоках лежит матрас, на стенах инструменты и плакат борцов за цифровые права с надписью большими черно-красными буквами: «Я не даю согласия на обыск этого устройства», словно за ним спрятаны какие-то личные данные.

– Просто замечательно. Спасибо. – Коул устало опускается на кровать, берет большую ракушку, которую использовали в качестве пепельницы совсем недавно, и ставит ее на землю рядом с затрепанным любовным романом. – Право, вы очень любезны. Мы не будем для вас обузой. Завтра утром мы уедем.

Скрестив руки на груди, Патти прислоняется к дверному косяку.

– Никакая вы не обуза.

– Моему мужу здесь понравилось бы. Он был специалистом по биомедицине. Любил решать сложные проблемы. – Коул говорит сбивчиво. – Дев сразу же принялся бы за работу, засучив рукава. Хотя вам помощь не нужна. Я хотела сказать… – Она осекается.

– Помощь нужна всем. Но не все знают, как попросить. – Патти задерживается еще на какое-то мгновение, ожидая, что Коул скажет что-нибудь, изольет свою душу, отдастся ей на милость.

– Ну, – говорит она, убедившись в том, что этого не произойдет, – не буду вам мешать.

Первое задание, которое поручают в Каспроинге Майлсу, никак нельзя считать отличным. Наоборот, его с полным правом можно считать яичным, и Майлс жалеет о том, что дал свое согласие, в то самое мгновение как берет в руку бурое в пятнах яйцо, еще теплое, только что у курицы из задницы. По-научному это называется клоака, объясняет Энджел, она одновременно служит и задницей, и влагалищем, что просто отвратительно. Но, если честно, тот, кто назвал ее так, был полным идиотом; на самом деле она должна называться «кукокака». Маленькая белая курица сидит наверху на насесте и сверкающим желтым глазом бросает на Майлса то, что у птиц должно считаться «испепеляющим взглядом». Хотя, может быть, именно так и должны смотреть курицы? Майлс плохо разбирается в птицах. Вана где-то раскопала ему древний телефон, и он снимает Куриную голову, показывает ее крупным планом в черно-белом кадре, словно это фильм ужасов. Он добавляет текст: «Зачем Кукокака пересекла улицу?..» и тотчас же кроваво-красными буквами набирает ответ: «Чтобы всех вас убить!», после чего выводит несколько кричащих в ужасе смайликов. Получается круто.

Его подруге Элле это понравилось бы, однако в «Атараксии» доступа к интернету нет ни у кого. Элла так никогда и не узнает, что с ним сталось. Возможно, она застряла там вместе со всеми остальными до конца своей жизни. Как и Джонас. Майлсу хочется узнать, что с этим мальчиком. Скорее всего, он больше никогда их не увидит. Майлс пережевывает это слово – «никогда», наполненное обреченностью, подобное пространственно-временной пустоте, и можно плавать в ней вечность, или никогда: и разве это не одно и то же?

– Эй, Мила, у меня для тебя еще работа! – окликает из дома Энджел.

– Уже иду! – мысленно повторяя: «е-щё-ра-бо-та», глядя в пустой глаз курицы. Знаете, кому не нужно спасаться бегством и размышлять над проблемами вселенской пустоты? Курицам – вот кому. Хотя, как оказывается, у них есть другие заботы, например о яйцах, которые он буквально вытащил из задницы Кукокаки, чтобы из них приготовили обед. Неудивительно, что клювастая убийца жаждет отмщения!

– А я-то думал, что анархия – это когда делаешь только то, что хочешь, черт побери, – шутливо жалуется Майлс, проводя тыльной стороной запястья по глазам, слезящимся от обжигающего лука. Он ни за что не признается в том, что ему это нравится – быть полезным, находиться среди других людей. Льюис-Маккорд была полной задницей, «Атараксия» оказалась чуть получше, поскольку там была Элла, но за те дни, что они находились в бегах, Майлс успел соскучиться по человеческому обществу.