Лорен Бьюкес - Земля матерей [litres]

Дыхание Зары замедляется. Она во всей своей одежде, глаза закрыты, рука возле пистолета, лежащего на отдельной подушке рядом с ее головой, на вышитом покрывале. Билли могла бы объяснить, какая это отвратительная мерзость. Покрывала никто не стирает, в отличие от постельного белья, которое кипятят после каждого использования. Билли надеется, что Зара подцепит клопов, крабов, а еще лучше – долбаную лихорадку Эбола.

Она приходит к выводу, что тут нечто большее, чем просто торговля спермой на черном рынке. Торговля «молочком» не может приносить такие деньги. Даже если ежедневно собирать «урожай» столько раз, сколько сможет надрочить подросток, экономика явно хромает. Это вроде «Де Бирс» [90] « Де Бирс » – международная корпорация, которая занимается добычей, обработкой и продажей природных алмазов, а также производством синтетических алмазов для промышленных целей. с грудой сверкающих камушков в огромном сейфе, поскольку не нужно затоплять рынок ни алмазами… ни жемчужными ожерельями [91] « Жемчужное ожерелье » – на жаргоне проституток сперма, брызнувшая на шею при оральном сексе. . Билли презрительно усмехается. Грязные шутки получаются сами собой, даже несмотря на то, что Билли предпочла бы не думать такое про своего родного племянника.

Также: экономика эпохи запрета на воспроизводство. Это чем-то напоминает краденые произведения искусства: ограниченное количество клиентов, готовых заплатить за него и обладающих возможностью сохранить это в тайне. Мало какая коллекционерка пожелает единолично владеть средствами воспроизводства. Оптовая торговля. Зачем покупать молоко, когда можно получить целую корову – точнее, молодого бычка, имеющего все шансы стать быком-производителем? Но тут мы снова возвращаемся к риску затопления рынка. Нет, Билли приходит к выводу, что тут дело в чем-то другом.

Зара хрипит и ворочается в постели. Плохие носовые пазухи. Ей следует об этом позаботиться. Если они заглянут еще в одну аптеку, чтобы купить, о, не знаю, долбаных антибиотиков.

Ключ к разгадке в синтаксисе. «Любительница рыбок и экзотика в аквариуме». У нее в памяти мучительный поход в аквариум в Кейптауне, с похмелья, когда Коул и Майлс «порадовали» ее своим приездом в гости. Мальчишке тогда было три или четыре года, он устроил настоящую истерику, катался по полу, размахивая руками и ногами и издавая истошные звуки, и все только потому, что нужно было ждать своей очереди, чтобы проползти по трубе в бассейн и вынырнуть прямо посреди рыбок-клоунов. Коул вела себя беспомощно, бестолково, пыталась отвлечь внимание сына муренами, рыбами-крылатками, «а давай посмотрим на медуз», вместо того чтобы схватить его за руку и хорошенько шлепнуть по круглой детской попке, сказав, чтобы он вел себя хорошо.

«В поисках Немо» [92], – думает Билли.

Что может стоить больше молодого мальчишки, глупого и полного спермы?

Сын.

Вечерний свет делает все вокруг плоским, поэтому пропускной пункт кажется наложенным на выжженное зноем синее небо. Тени образуют четкие геометрические узоры на бетонных баррикадах, которыми перегорожено шоссе. Витки колючей проволоки разрастаются кустарником в тени деревьев. Флора безопасности. У полицейских (разумеется, одних женщин), дежурящих на пропускном пункте, под мышками расплываются темные пятна. В отличие от сестер, все они в темных очках. И с оружием. Это вызывает в памяти аэропорт. Или блокпост. Неужели их сейчас схватят?

Мила прячется ей за спину, и трудно сказать, то ли это тревога перед чем-то нежелательным, то ли подростковая стеснительность, а может быть, в данном случае это одно и то же. Но затем Коул видит, в чем дело. Мила заметила еще одного гостя пограничной охраны, девочку-подростка, разлегшуюся на ступенях жилого фургона, поставленного перед входом в центр обработки, в шортах, переделанных из джинсов, и черных сапогах. Заметив это любопытство, девочка отрывается от сотового телефона и, подняв его, делает фотографию. Раздается щелчок затвора, призрачный электронный голос фотоаппаратов, и Коул непроизвольно вздрагивает.

Скоро. Скоро они вырвутся из всего этого, расстанутся с Церковью и окажутся на корабле, неспешно плывущем домой. Но пока что они еще здесь. Держись, малыш! Теперь осталось недолго. Барьеры нужно брать по одному. Коул одергивает «апологию», мокрыми от пота складками прилипшую к ногам.

Их сгоняют в комнату ожидания с оранжевыми пластиковыми стульями, расставленными дружелюбными кружками, похожими на смайлики, все стулья заняты женщинами, терпеливо дожидающимися обработки. Ничего подобного за всю дорогу Коул еще не встречала. Да, пограничная охрана, в каждом штате, проверяющая водительские права и иногда сертификаты здоровья, а в Оклахоме их встретили волонтеры в футболках с логотипом «ААТД», раздавшие продуктовые наборы и ваучеры на размещение. (Это породило споры, когда Умеренность сообразила, что за аббревиатурой ААТД скрывается Ассоциация атеистов, творящих добро, и пришлось решать, как быть: съесть продукты, выбросить их или попытаться обратить атеисток в истинную веру.)

Очередь движется по принципу «встать-пересесть»: все перемещаются на один стул, когда обслуживают очередную женщину. У Умеренности специальное разрешение, выданное Церкви, а также документы всех сестер, а на них троих (Коул, Милу и Целомудрие, которая, как выясняется, канадка) – нотариально заверенные свидетельства, удостоверяющие личность, и номера карточек социального страхования, вместе с письменным подтверждением того, что их документы утеряны и они предпринимают усилия как можно быстрее их восстановить. В системе зияют бреши, в которые можно проскользнуть, но Коул не знает, насколько оперативно их заделывают.

– Нужно было бы установить здесь конвейер, – шепчет Миле Коул. – Как в суши-ресторане. Так было бы гораздо удобнее.

– Что? – Мила даже не трудится скрыть свое раздражение.

Коул завидует тому, как эффективно у ее дочери получается отключать страх, постоянно звучащий фоновой болтовней: а что, если здесь есть собаки, способные по запаху определить пол, что если потребуются отпечатки пальцев и узор сетчатки глаз, и настоящие документы, и их выхватят из очереди? Разоблачат при всех, арестуют и уведут прочь. Она знает, что полицейские в первую очередь ищут иудовы признаки собственного тела, выдающие человека: потение, нервные взгляды, дрожь. И это все вдобавок к фундаментальной тревоге, не покидающей ее ни на миг. Коул смотрит невидящим взглядом на листовку с Протоколами свободы, которые им раздали в дверях, не понимая смысл.

Они встают, пересаживаются, продвигаясь все ближе к началу, как вдруг Коул слышит шум за дверью, эту леденящую душу фразу «вопрос безопасности будущего», она вскакивает на ноги и увлекает за собой Милу, опасаясь худшего. Полицейские. Террористы. Департамент мужчин собирается забрать их в новую золотую клетку. Или в тюрьму.