Лорен Бьюкес - Земля матерей [litres]

Звучат тяжелые шаги, четверо пограничников ведут крошечную женщину, серую, как мышка, плачущую, крепко прижимающую к груди большую спортивную сумку. Ее окружили со всех сторон, словно террористку, или бомбу, готовую взорваться. Следом за ними идет сотрудница американской почтовой службы, ее сопровождает еще одна женщина-пограничник.

– Я не знала! – протестует сотрудница почтовой службы. – Я понятия не имела, что она там! Вы должны мне верить!

Кто-то вырывает спортивную сумку из рук у крошечной женщины, а может быть, она сама роняет ее. Сумка падает на пол, и идущая в авангарде пограничник не успевает вовремя сделать шаг и закрыть собой страшную правду. Это не наркотики, а что-то еще более противозаконное, более опасное.

Крошечная женщина беременна.

По всем собравшимся в комнате женщинам пробегает дрожь. Тоска. Ужас. Вот что пыталась скрыть эта женщина, прижимая к себе сумку, чтобы спрятать округлившийся живот. Еще не слишком большой, пока что не раздувшийся дирижабль, но уже явно заметный на ее миниатюрном теле, даже под надетым на ней мешковатым спортивным костюмом. Пять месяцев? Шесть?

– Это не то, что вы думаете! – кричит женщина. Волосы у нее сальные, немытые. Косметики на лице нет. Она попыталась стать невыразительной, однако иногда это не помогает в качестве маскировки. «Ей следовало бы примкнуть к Церкви», – думает Коул. Под «апологией» можно спрятать все, что угодно.

– Она правда?.. – начинает было Мила.

– Не смотри на нее! – говорит Коул. В этом не должно быть ничего удивительного. Женщины всегда находили способ противозаконно прервать беременность. Разумеется, они найдут способ противозаконно завести ребенка.

И это может быть муляж. Накладной живот, который надевают некоторые женщины, это как маленькие собачки, которых катают в коляске, или, полный ужас, сверхреалистичные куклы, изображающие новорожденных младенцев.

– У меня расстройство кишечника! – завывает женщина. – Меня просто раздуло!

– Обнаружили ее прячущейся в кузове почтового грузовика, – докладывает одна пограничник командиру. – В отделении за кабиной.

– Я не знала! – твердит сотрудница почтовой службы. – Вы должны мне верить!

– О, она благословенна! Она благословенна, – в благоговейном восторге бормочет Щедрость. – Дева Мария!

Пожилая женщина вскакивает со своего места, шатающейся походкой идет к беременной девушке, к жизни, которую та носит в себе, раскрыв объятия, умоляя.

– Dios [93] Боже ( исп .). , ты благословенна, ты благословенна, как моя Паола! Вылитая моя Паола, когда та носила близнецов, Франциско и Кристофера. Он уже брыкается? Можно я пощупаю, как он брыкается?

– Мэм, я должна попросить вас сесть, – рявкает пограничница. – Это относится ко всем. Вернитесь на свои места!

Но с таким же успехом она может просить остановиться надвигающийся прилив. Скрипят стулья, женщины встают, все устремляются к Мадонне.

– Я серьезно! Всем живо вернуться на свои места!

– Прямо сейчас он не брыкается, но его можно почувствовать, – говорит беременная женщина.

– Это мальчик?

– Не знаю. Я не смогла пройти УЗИ.

– Эта женщина арестована за нарушение Закона о воспроизводстве, и все, кто станет нам мешать, также будут арестованы за препятствование действию властей. Назад! Это относится ко всем!

Слышится шарканье ног и недовольный ропот. Неужели это все, что требуется для бунта? Одна беременная женщина? Пожалуйста, только не сейчас! Когда они уже так близки к спасению.

– Вот это его головка, а вот это, пощупайте, твердая маленькая пяточка. Он очень любит поднимать ножки и пихать меня в ребра. Он просто маленькая прелесть! Вы его чувствуете?

– Я его чувствую. О, он восхитительный. Такой восхитительный! Господь благословил вас. Вы назовете его Франциско? Или Кристофером? Ради меня, пожалуйста, в честь моих мальчиков, моих внуков, которые умерли. Пожалуйста, для меня это будет очень много значить.

– Так, я вас предупреждала. – Пограничница оттаскивает пожилую женщину назад и с силой толкает ее на стул.

Та падает, всхлипывая:

– Te suplico, te suplico, te suplico! [94] Умоляю тебя ( исп .).

– Так, а ты – руки за голову!

– Пожалуйста, не сделайте больно моему ребенку! – кричит девушка. – Я заплачу штраф! Мой муж оставил мне все свои деньги. Вы думаете, я решилась бы на такое, если бы не могла позволить это себе?

– Никто не сделает вашему ребенку ничего плохого. Но только вы должны нам помогать.

– Эвакуационная команда уже в пути, – докладывает другая женщина в форме, держа рацию у рта.

– Замечательно. Уводим ее отсюда.

Мадонну уводят прочь в лабиринт служебных помещений в глубине. Электрические двери с шипением закрываются, и ее уже нет. Остается только воспаленная рана растревоженных чувств. Толпа возбуждена, расстроена.

– Что с ней будет? – шепотом спрашивает Мила.

– Полагаю, билет первого класса до «Атараксии». Или куда-нибудь в другое такое же место.

– Ребенка оставят в живых?

– Его поместят на карантин, если это мальчик. Впрочем, если девочка, тоже. Сделают все тесты. Возможно, всю свою оставшуюся жизнь ребенку придется жить в полной изоляции.

– А мать?

– Скорее всего, отправится за решетку. Надолго. Властям нужно преподать урок. – Так же в точности поступят и с ней, если ее схватят.

– Это несправедливо, – говорит Мила. – Церковь учит, что материнство является священным долгом каждой женщины. За это нельзя наказывать!

– А может быть, ребенок подтолкнет новую вспышку болезни, которая убьет нас всех. Это безответственно. Это противозаконно.

Надежда встает и объявляет:

– Сестры, давайте помолимся.

– Нет! Ни в коем случае! С нас и так достаточно. Только не здесь! – в отчаянии кричит пограничница. Но Надежда во всей своей красе присваивает себе минуту всеобщего внимания, заводит толпу.

– Я тоже скорблю, сестры. Скорблю по горю и утрате, заполнившим мир. Возьмемся за руки. Все мы любили, все мы потеряли близких. Te suplico. Матери, дочери, бабушки, сестры и подруги, te suplico!

Момент выбран как нельзя лучше. Все берутся за руки, сдвигая стулья. И когда наконец доходит очередь сестер, сотрудница иммиграционной службы не глядя ставит им в документы печати.

– Спасибо, – говорит она, высовывая в окошко руку и хватая Надежду за рукав «апологии». – Это было замечательно!

Перегон до Атланты очень длинный. Сестры поют, пока автобус едет по спагетти эстакад, накрывших центр города, направляясь к объездной дороге. Чем дальше они отъезжают от центра Атланты, тем более живописными и запущенными становятся кварталы. Красивые особняки стоят на фоне подступающих к ним сзади лесов; полные надежды маяки цивилизации, несмотря на облупившуюся краску, выбитые стекла в окнах и щедро разросшуюся траву на лужайках, говорящую о том, что сюда уже давно никто не заходит. За одним домом в баскетбольном кольце какая-то птица свила гнездо, похожее на застывший в полете мяч неправильной формы.