Рику Онда - Дом с синей комнатой

Я была в том доме несколько раз. В том роскошном доме, ставшем центром нашего района. Твой младший брат всегда был добр ко мне. Завидев меня, он часто приглашал меня внутрь и давал конфет. Карамельки со вкусом рамунэ, которые таяли во рту. Даже сейчас помню, как бодрил их кисло-сладкий вкус.

В «Круглых окнах» всегда играла классическая музыка, как в лучших светских домах.

— Заходи! Пойдем в мою комнату. Пойду принесу нам сока.

Я слышала звук шагов твоего брата, когда он спускался на первый этаж. Я следовала за ним, жадно озираясь по сторонам, рассматривая дом изнутри. В доме было свободно, коридоры и полы блестели чистотой, а потолки были высокие, как в домах из кинофильмов.

Я искала те окна. Мне ужасно хотелось узнать, каково это, смотреть через них на улицу.

— Слушай, а где те окна? — спросила я у него.

Он указал на противоположный конец коридора.

Три окна принадлежали трем отдельным маленьким комнатам. В одной был телефон. В другой — мойка. А в третьей…

Комната хозяйки.

Маленькая комната, в которой его мама произносила свои молитвы.

Когда я впервые о ней услышала, дверь была заперта. Я очень расстроилась — ведь раньше никогда не видела настоящую комнату для молитв! Она почти всегда была закрыта. Но однажды я смогла заглянуть внутрь через слегка приоткрытую дверь. В тот раз ее, наверное, случайно оставили открытой. Я незамедлительно сунулась внутрь. Но увиденное внутри заставило меня тут же отскочить обратно.

Синяя комната. Абсолютно синее пространство.

Переборов страх, я заглянула еще раз. И тогда поняла. Все дело в синем стекле, которое было установлено в окне, — падающий через него свет делал комнату абсолютно синей.

Но дело было не только в стекле.

Штукатур, должно быть, продемонстрировал весь свой талант в отделке, выровняв стены под голубую плитку.

Тишина. Эта комната была наполнена тишиной. В этой комнате даже время, наверное, текло иначе.

Я не могла подобрать слова — мне казалось, что я увидела что-то запретное.

Затем я заметила полку. На ней в маленькой вазе стоял один-единственный цветок. Один цветок белой лилии.

Белая лилия. Символ духовной чистоты. Любимый цветок хозяйки дома.

Да, я видела эту комнату, но почему-то напрочь о ней забыла.

Еще одна синяя комната. Комната, о которой ты снова и снова говорила в тот день.

Цветок в той комнате был для тебя индийской сиренью, а не лилией [99] Иероглифические написания названий «лилии» и «лагерстрёмии» схожи и начинаются с одного и того же иероглифа. . Но ты должна была знать, как выглядит лилия, ведь рисунок на стекле центрального окна в вашем доме имитировал флер-де-лис [100] Геральдическая лилия, также королевская лилия или флёр-де-лис — гербовая фигура, одна из самых популярных, наряду с крестом, орлом и львом. Относится к числу негеральдических естественных фигур. Стилизованное изображение цветка служило узором орнамента или эмблемой принадлежности к многочисленным обществам Старого и Нового Света. Символическое значение изображения неоднозначно в разных культурах: оно почиталось как знак чистоты (целомудрия) или плодородия, а также служило знаком отличия правящих монархов. , распространенный европейский орнамент. А ты называла его «индийской сиренью», — не знаю, как так вышло.

Но это был именно тот цветок белой сирени, о котором ты говорила.

— Я права? — обращается женщина к Хисако посреди темного коридора.

Но та не отвечает, лишь пристально смотрит на нее, растянув губы в загадочной улыбке. Время как будто остановилось.

Женщина бормочет:

— Другими словами, тот взрослый, который стоит рядом с тобой…

Хозяйка дома была замечательной женщиной.

Все вокруг так говорили.

Набожная христианка, поддержка и опора для мужа, вместе с которым они достойно переживали трагедию, приключившуюся с дочерью. Посвятив себя помощи ближним, она регулярно посещала все церкви и храмы в округе, чтобы поддержать тех, кому в этой жизни повезло меньше.

Хисако часто сопровождала ее. Она рассказывала, что любит слушать звуки городов, которые они посещали, — поразительно, но по одним только звукам девочка могла безошибочно определить, где именно они находились.

Хозяйка любила свою дочь и больше всех радела за ее счастье.

Она была скромным, незаметным человеком, стоящим позади остальных членов семьи Аосава.

И позади Хисако.

Как человек, никогда не показывавший своих истинных чувств и эмоций, хозяйка дома твердо придерживалась своих убеждений. Сейчас сложно сказать, каких именно.

Была ли это мать, свято верившая в чудо? Считала ли она свою дочь неизбежной жертвой? Искала ли искупления грехов? Готова ли была заплатить большую цену? А может, просто ненавидела всех, кому повезло больше?

Женщина продолжает размышлять. Положив руки на колени, она опускает на них голову. Головная боль становится невыносимой.

Разве не явилось чудом само существование Хисако? Возможно, это было очевидно лишь для меня, но не для ее собственной матери.

Я не знаю.

Женщина устало поднимает голову. Солнце уже низко, туристы разбредаются.

В комнате, наполненной синими лучами, позади девочки в белой блузке, не сводя с нее глаз, стоит грозная фигура женщины в кимоно.

— Молись! — решительно требует она.

Фигурка девочки испуганно дрожит.

Женщина с каменным лицом продолжает:

— Давай, расскажи все Богу.

Плечи девочки дрожат все сильнее.

«Что такое? Что между вами произошло?» Она обращается к ним обеим — женщине в кимоно и маленькой девочке, но не получает ответа.

«Я должна знать! Я же восторженный наблюдатель!» Женщина, с мольбой в голосе, пытается привлечь их внимание.

Они даже не оборачиваются.

Белые спины, синий цвет, флер-де-лис в окне.

В чем же Хисако, будучи ребенком, созналась в той комнате? В чем исповедалась, о чем молилась? Зачем вообще хозяйка дома привела ее туда?

Женщина-полицейский сказала, что Хисако без остановки двигала руками по кругу.

Могло ли это быть крестное знамение, которое Хисако изображала движением руки, молитвенный жест, который она потом бессознательно повторила? Какой же грех могла совершить маленькая девочка, за что ее мать требовала покаяния?

Я не знаю.

Женщина вяло поднимается на ноги и бредет в сторону кафе. В горле пересохло. Тело не слушается. Поле зрения сузилось так сильно, что она почти не видит ничего вокруг. Кровь, не в состоянии достичь головы, скопилась в нижней половине тела.

Я должна двигаться. Купить воды и убраться отсюда.

Она бредет по парку в закатном солнце, последние лучи которого больно пронзают ее, словно пули с неба.