Рику Онда - Дом с синей комнатой

«Кто-то стоит со мной у синей комнаты. Я боюсь белых цветов сирени».

Это все, что она говорила, снова и снова. Я голову сломала, размышляя о том, что это могло бы значить, но так и не смогла узнать. Девочка потом сама не помнила, как повторяла это без остановки, раз за разом… Какие ужасы рождались в ее сознании, пока она слушала, как ее близкие умирают? Действительно, могла ли она найти убежище в воспоминаниях о счастливом детстве?

Женщине казалось, что разговор длился часами, хотя на самом деле прошло не больше двадцати минут.

Взгляд полной женщины-полицейской устремился вдаль, словно она вспомнила то время и ребенка, бормотавшего что-то о цвете. Только теперь по ее лицу стало заметно, как сильно она состарилась.

— Да, да, раз за разом повторяясь, девочка непрерывно двигала руками. Как же… она словно водила ими по кругу. Любопытно, что бы это могло значить?

Полицейский взглянула на женщину, словно хотела спросить, знает ли та разгадку тайны, занимавшей ее долгие годы.

Однако та вряд ли была в состоянии помочь.

Рассказ поверг ее в глубочайший шок.

Женщина выходит из старого здания и направляется в густой зеленый сад.

Она не может вспомнить, как рассталась с женщиной-полицейским, — наверняка сказала что-то вежливое и поклонилась, но ее мысли были полностью поглощены услышанным. Она не помнит, как ей удалось выйти из состояния шока.

Синяя комната и белые цветы. Белые цветы индийской сирени. В то лето они цвели во всей красе.

Ее словно пронзило, стоило ей вспомнить еще и слова той записки, оставленной на кухне.

«Я так долго скитался в одиночестве, чтобы однажды встретить тебя».

Зачем Хисако оставила это письмо там? И для кого? Кто на самом деле был тем человеком, которому Хисако посвятила все это?

Злость и разочарование закипели в ее груди.

А я должна быть восторженным наблюдателем… Я должна все понимать.

Подавленные чувства ожили. Человек, играющий роль восторженного наблюдателя, тоже хочет, чтобы его признали. Сперва окружающие, а затем и наблюдаемый объект.

Хисако должна была получить мое послание. Моя книга была всего лишь посланием от восторженного наблюдателя, для нее одной. Пусть даже никто не стал бы ее читать — достаточно, чтобы ее прочла Хисако!

Она вновь вспоминает увлеченного юношу, склонившегося над тетрадью. Ее захлестывает смесью симпатии и презрения.

Он все неверно понял. Решил, что я попросила его о помощи, чтобы начать заигрывать. Если подумать, то он не совсем ошибался. Мне больше некого было попросить помочь. Я была очарована его манерами и радовалась, что нравлюсь ему. Я завидовала его характеру. Он ничего не знал об убийствах, и рядом с ним я гордилась своей причастностью к произошедшему.

Женщина прищурилась, взглянув на зеленое облако над головой.

«Отныне в вечности — Мы вместе».

Она видит Хисако в блузке в горошек, слышит, как та равнодушно читает стихи тихим голосом.

Во всем мире одна только я знаю настоящую Хисако. Но у меня нет желания ее разоблачить — никчемный, лишенный изящества ход.

Она слышит гомон большой группы туристов, под ногами шуршит гравий. Она впервые за долгое время размышляет об этом.

Да, я понимаю, почему Хисако могла сделать это.

Шорох гравия. Смех туристов. Далекий крик цикад. Ей кажется, что часть головы немеет.

Я давно ее знала. Еще до этого стихотворения. Кажется, еще до того, как произошли убийства, до того, как я появилась на свет.

Она смотрит на солнечный свет, просачивающийся сквозь листья деревьев.

Хисако должна была что-то сделать. Достичь чего-то значительного, совершить что-то великое. Не было другого выхода. Ведь, не случись тех убийств, это было бы что-то другое, возможно, еще более серьезное.

Слепящие лучи солнца.

Словно кто-то стреляет по мне лучиками солнца. Кто-то винит меня? Осуждает? Почему я?

Она устремляется в тень деревьев и садится на лавку. Достав платок из сумки, вытирает пот со лба. Пот противно стекает по ее спине.

Кстати говоря, женщина-полицейский вообще не потела. Ее кожа всегда была идеально гладкая, и макияж не подтекал. Странно, совсем как кукла… Почти как робот.

Она вновь вспоминает тот устремленный вдаль взгляд.

Я всегда хотела стать кем-то — кем-то, кем я не являюсь. Хотела узнать, каково это — быть другим человеком.

Хисако.

В конце концов, оказалось, что я всего лишь восторженный наблюдатель.

Сжав платок, она мысленно гонится за воспоминаниями.

Я рада, что Хисако теперь за океаном. Как прекрасно, что истек срок давности! Это значит, что мы можем сохранить нашу связь.

Она наконец понимает, что устала гораздо сильнее, чем ей казалось. Вот что бывает, когда бродишь по городу жарким и душным вечером.

В глазах потемнело. Неужели тепловой удар?

Она озирается в поисках кафе, где можно купить воды.

«Лучше бы я не встречала женщину-полицейского, — думает она, борясь с тошнотой. — Если б только не ее превосходная память… Если б только она меня не заметила…»

Внутри ожило горькое чувство раскаяния, которое она так старалась забыть.

Если б не… Тогда мое чудо жило бы вечно.

Она пробует встать, но, не в силах побороть головокружение, вновь садится на лавку. Тело не слушается, и она решает еще немного отдохнуть, прежде чем отправиться за напитком.

Белые цветы сирени.

Полицейская не знает. И вряд ли уже узнает.

Она медленно потирает виски.

Хисако никак не могла их видеть.

Солнце ужасно отвлекает ее.

Она не могла их видеть.

Женщина вспоминает, как Хисако смотрела на цветы в самом расцвете.

Какое прекрасное зрелище… Будь я художником, я желала бы сохранить этот образ.

Хисако прекрасно ориентировалась в любом окружении. Была крайне чувствительна к звукам и запахам, могла сразу понять, что рядом цветы; бутоны или увядшие — она могла определить стадию цветения, словно держала их в руке.

Ах, от солнца так больно…

Она трет глаза. Головная боль отдает в глазные яблоки.

И все же Хисако…

Блуза в горошек. Волосы, растрепанные ветром.

Хисако не знала, как выглядят белые цветы сирени. Она видела цветы на дереве у дома, но не знала, что это индийская сирень.

Только я заметила это. Хисако неправильно поняла. Она считала, что перед домом растет совсем другое дерево.

Невероятно. Ни члены семьи, ни соседи — никто этого не заметил. Я узнала об этом по чистой случайности.

Она видела цветы на дереве у клиники, пока еще могла видеть. Однако их название ей сказали лишь после того, как она ослепла.