Луанн Райс - Ящик Пандоры

— Ничего страшного. Я буду рядом, — сказала Гвен.

Салли наблюдала, как ее дочь подняла Мэгги и прижала к груди. Она медленно зашла в воду, окуная лапки Мэгги, чтобы та могла привыкнуть к воде. Гвен просила собаку с семи лет. Дэн и Салли подарили ей Мэгги на девятилетие с уговором, что Гвен будет кормить ее, выгуливать и заботиться о ней.

Гвен охотно выполняла свои обязанности. Она выгуливала питомицу два раза в день, помогала Салли приучать Мэгги к командам «сидеть», «ко мне», «апорт» и к прогулкам вдоль линии прибоя, зная, что этим летом вся семья будет часто кататься на яхте.

— Она должна уметь плавать на случай, если свалится за борт, — сказала Гвен.

Видя, как Гвен заботилась о Мэгги, Салли полагала, что собака вряд ли когда-нибудь покинет кокпит и приблизится к поручням яхты. Она отметила про себя, что нужно попробовать найти крошечный спасательный жилет размером с йорка. Возможно, она не успеет до прогулки в эти выходные, но они с Дэном следили за тем, чтобы дети всегда надевали спасательные жилеты, находясь на борту яхты — почему бы не обезопасить и собаку тоже?

Сейчас, стоя босиком на теплом песке, Салли наблюдала, как Гвен опускает Мэгги в воду. Они вдвоем плавали кругами, Мэгги явно была вне себя от радости, что находится рядом со своим любимым человеком. Чарли нырнул на дно, вынырнул с пучком водорослей и поднял его над головой, чтобы Салли увидела. Она восхищенно захлопала в ладоши, и он снова нырнул.

Вот ее настоящая жизнь — этот момент здесь, на пляже, с ее детьми, был тем, ради чего Салли жила. Как она могла быть такой глупой и чуть не потерять все это? Она поклялась, что наладит отношения с Дэном. Вместе они были хорошими родителями. И в данный момент этого было достаточно.

Салли вошла в воду по колено и охнула. В конце мая вода в проливе Лонг-Айленд была все еще холодной и нагревалась только после четвертого июля, но ее дети обожали плавать, как и она в их возрасте. Салли нырнула, проплыв под водой так далеко, как только могла.

Когда она вынырнула, чтобы глотнуть воздуха, дети подплыли к ней, и они втроем начали плавать вокруг Мэгги небольшими кругами. Они все улыбались, радуясь одному из первых летних купаний, тому, что проводят время вместе. Поплескавшись еще минуту, Гвен решила, что Мэгги пора погреться. Они все вместе вышли на берег, и Салли подставила лицо солнцу.

Клэр

В ту ночь я видела горного льва. Голодная и уставшая все время прятаться в хижине, я отправилась в бухту раньше обычного. Синие туманные сумерки сменились темнотой. У меня не было сотового телефона, никаких средств коммуникации с внешним миром за пределами леса и пляжа, а стало быть, и возможности знать, куда Гриффин направил поиски. Меня посетила мысль, что полицейские могут снова привезти поисковых собак, как в первый день, поэтому я решила лишний раз укрепить свой периметр смесью из сухой мочи рыси-лисы. И разложила ее на дальней стороне моей обычной тропы.

Я сделала большой круг вокруг своей хижины, по пути рассыпая смесь. Как только глаза привыкли к темноте, яркого света звёзд стало достаточно, чтобы видеть дорогу. Если ходить осторожно, мне можно было не волноваться и прогуляться ночью по лесу. Мы с отцом делали это довольно часто. Я все время смотрела на север, следуя Полярной звезде, и мне казалось, что я создаю волшебный круг, который защитит меня.

После того, как периметр был укреплен, я отправилась искупаться в проливе, чтобы освежиться и успокоить свои раны. Мои синяки из фиолетовых уже превратились в желтые, порезы на руках покрылись корочкой. Выйдя из воды, я снова поднялась на холм, а там стояла возле захоронений и дрожала. Мне казалось, что кто-то наблюдает за мной. Я посмотрела на юго-запад — в том направлении, куда, по мнению пекотов, покинув тела, отправлялись души умерших, — и, как мне показалось, увидела проблеск света.

Я направилась к роднику, чтобы ополоснуться и набрать питьевой воды, и вдруг волоски на затылке встали дыбом. Я почувствовала опасность — у меня проснулась первобытная часть мозга, регистрирующая звуки и запахи, на которые мы обычно не обращаем внимания. Я знала, что за мной следят, и замерла, напряженно прислушиваясь. Даже будучи настороже, я не слышала ничего, кроме обычных ночных звуков: древесные лягушки, попискивающие в болоте, легкий ветерок, колышущий молодую листву.

Я медленно повернулась, гадая, увижу ли Гриффина с ножом или одного из его полицейских с пистолетом в руке? Вместо этого, менее чем в двадцати ярдах от себя я увидела светящиеся желтые глаза, мерцание рыжевато-коричневой шерсти. Горный лев держался зарослей, окаймлявших вечный погост пекотов. Он был тенью, жидким золотом в свете звезд. Я стояла совершенно неподвижно.

— Клэр, никогда не поворачивайся спиной к большой кошке, — сказал как-то мой отец. — Они бесшумные, ты никогда не услышишь, как они приближаются. И как только они решат, что ты — добыча, то сократят расстояние так быстро, что у тебя не будет времени среагировать.

Он говорил мне, чтобы я делала вид, что я больше, храбрее самой кошки, но по какой-то причине в ту ночь в лесу я забыла все, чему учил меня отец — не потому, что запаниковала, а потому, что горный лев стоял внутри круга, который я сделала. Он был частью моего мира, частью магии. Может быть, я все еще и бредила после нападения, но страха не чувствовала.

Я посмотрела в глаза льва, понимая, что он легко может меня одолеть. Он ударит меня своими кривыми когтями, сомкнет клыки вокруг горла или черепа, убьет меня в одно мгновение. Не потому ли я не испытывала страха, что знала, на что способны люди, что сделал мой муж? Привлеченный зельем, этот хищник, должно быть, учуял свой собственный вид; возможно, он искал себе пару, или, может быть, хотел заявить права на свою территорию, сразиться на смерть с другим самцом. Я знала лишь одно — что нахожусь рядом с животным, которое подпитывало мое воображение в течение многих лет.

Он понимал, что я не представляю угрозы. Его взгляд задержался на мне на долгую минуту, потом на две, на три. Мое дыхание было ровным. Я знала, что должна отступить, очень медленно, но не сделала этого. Я моргнула, и в ту же секунду он исчез. Я не слышала его, но почувствовала легкое дуновение ветерка, когда он уходил, и увидела мимолетный отблеск золотого мерцания на юго-западе, на пути духов.

После этой утренней встречи вечером к роднику я не пошла, поскольку знала, что он отправится туда на водопой, и не хотела испытывать судьбу. В хижине не было ни еды, ни запахов, которые могли бы его привлечь. Мне удалось убедить себя, что он — защитник, посланный моим отцом, что он не нападет на меня, но может растерзать любого, кто попытается причинить мне вред. Наверное, я умышленно исказила действительность, но это было гораздо лучше, чем позволить себе признать, что мне угрожает еще большая опасность, чем та, в которой я уже находилась.