Роми Хаусманн - Милое дитя [litres]

Я вздрагиваю. Рогнер берет меня за подбородок и разворачивает мое лицо на себя.

– Очень жаль, Ясмин, – говорит он и ухмыляется. – Но она не придет.

Тщетно пытаюсь понять значение его слов. Кажется, его забавляет растерянное выражение моего лица. Он выпускает мой подбородок и треплет меня по голове, словно маленького, неразумного щенка.

– Знаю, что ты договорилась с Майей. Но, боюсь, тебе придется довольствоваться мной.

– Не понимаю…

– Какое разочарование, не так ли? И здесь я полагал, что ты умнее. Но если тебя это утешит: Майя тоже поначалу не поняла. Все-таки она хотела заместить меня, пока я был на больничном. За исключением пары статей, которые я, герр Бек, одобряю не больше вашего, но которые в мое отсутствие каким-то образом просочились в печать… так вот, в остальном она проделала отличную работу. Само собой, под моим руководством. Для начала подружилась с твоей соседкой. Этой престарелой… как ее там? Ладно, неважно. Та оказалась весьма разговорчивой и тут же сообщила, что готовит для тебя, потому что у тебя ведь никого нет. А когда ей понадобилось съездить к сыну, она забеспокоилась. Кто же будет готовить? Конечно, Майя с радостью взяла это на себя.

Меня словно окатили холодной водой. Он натравил на меня Майю. Все время знал о моем состоянии. Потешался надо мной.

– Так, значит…

– Ларс Рогнер, – представляется он учтиво, но с тенью огорчения. – Главный редактор «Баварского вестника». Тебе следует почаще читать газеты, Ясмин.

Рогнер снова ухмыляется, и теперь я понимаю, откуда знаю его имя. Он написал уйму статей о тебе, Лена. Возможно, даже большинство. Сложно придумать развлечение более изощренное.

– В защиту Майи могу сказать, – продолжает Рогнер, – что она все это время думала, что речь идет об интервью. Она должна была подружиться с тобой, втереться в доверие и присматривать за тобой. Как она оживилась, когда ты позвонила ей и попросила приехать! Маленькая трудолюбивая мышка… Но все же ей пришлось предоставить это дело шефу.

Мне представляется просторный офис, множество людей за серыми перегородками. Я слышу клацанье сотен пальцев по клавишам. Вижу перед собой Майю, в белой блузке с жестким воротом, как на фотографии с сайта газеты. И у меня в голове не укладывается, что нам с Кирстен достаточно было пролистать чуть дальше, и, возможно, мы наткнулись бы и на фотографию Ларса Рогнера. Мы позвонили бы в полицию, и Рогнер давно уже сидел бы под стражей. Я вижу, как он шагает по офису редакции, ищет, кого бы подослать ко мне, – и останавливает свой выбор на Майе, потому что она амбициозна, хочет сделать карьеру и, возможно, не может устоять перед его шармом. И не подозревает, что в этот момент не получает продвижения в карьере, а становится марионеткой в его игре. При этом она радуется, даже чувствует себя польщенной. Ведь шеф остановил свой выбор на ней.

– Ты ее…

– Я тебя умоляю. – Рогнер вскидывает руки. – Она сидит в офисе и трудится сверхурочно. К сожалению, вчера, когда герр Бек привез Ханну из клиники, Майя была не единственная, кто запечатлел этот момент. А если упустить эксклюзивный репортаж, нужно приложить некоторые усилия, чтобы выделиться среди конкурентов. Я предложил ей связаться с твоим бывшим начальником в рекламном агентстве. Они встречались этим вечером. Как я слышал, тебя уволили за три недели до исчезновения, потому что ты вдруг перестала появляться на работе. Начальник говорил, что ты не могла пережить разрыв с подругой. Возможно, твои проблемы уходят еще глубже. Непростое детство, верно? После смерти отца ты провела несколько лет в приюте, пока мать не забрала тебя обратно. Очень милая женщина, кстати. Милая, хоть и немного потрепана жизнью. Ты была довольно – как она выразилась? – трудным ребенком. – Рогнер неодобрительно цокает.

Я хрипло втягиваю воздух.

– Мы же знаем, как важно дать хорошее воспитание? Так или иначе, статья должна попасть в завтрашний номер, так что у Майи еще достаточно работы. Будем считать, что она приносит извинения.

– Я бы на вашем месте убиралась поскорее, – подает голос Кирстен. Даже в нынешнем состоянии она остается сильной и неколебимой, и никто не способен изменить этого, даже прогневанный Бог. – Потому что если Майя знает, что вы здесь…

Рогнер небрежно отмахивается.

– И что? Кто сказал, что я собираюсь взять интервью у Ясмин именно сегодня? Может, по официальной версии, я приду только завтра утром и обнаружу несколько трупов… Вариантов масса.

– Никуда он не уйдет, пока не скажет, что случилось с моей дочерью, – рычит Маттиас Бек.

Это его первые слова с того момента, как он узнал Рогнера и без сил сполз по стене на пол. Твой отец, Лена. Трудно представить, насколько болезненно для него это открытие. Его слова приводятся во многих статьях Рогнера. Он постоянно находился с ним в контакте, с похитителем твоей дочери. Ничего при этом не подозревал и продолжал надеяться.

– Молчать! – рявкает Рогнер, но тотчас берет себя в руки. Пододвигает стул и со вздохом садится перед нами, как суровый генерал перед пленниками. Лицо его настороженно. – Я всегда относился к вам с уважением, герр Бек. Я бы даже сказал, с почтением. И вы этого заслуживали. Вы, как лев, дрались за Лену и за семью. Конечно, вы потерпели фиаско, и зачастую ваши поступки носили сумасбродный характер. – Он смеется. – Но вы никогда не сдавались. С каким удовольствием я читал ваши письма… в них буквально сквозили ярость и решимость. Сколько раз вы грозились, что впредь не будете иметь со мной дела. Но в конечном счете у вас не оставалось выбора. Всякий раз вы возвращались, с жалобами, с новыми сведениями, доказательствами, приходили в надежде что-то изменить. Вы – отец, герр Бек, настоящий отец. И вы, как никто другой, меня понимаете, не так ли? Настоящий отец просто не может иначе.

– Вы ненормальный, – хрипит Маттиас Бек и снова хватается за сердце.

– Однако вы здесь, герр Бек! И о чем это говорит? Вы знаете, что Лену уже не вернуть. Но вы уже заместили ее Ханной. – Рогнер приветственно вскидывает руку. – Мы с вами не такие уж разные, герр Бек.

– Скажите, что вы сделали с моей дочерью, чудовище!

Рогнер улыбается уголком рта.

– Вы ничего не знаете, герр Бек. Дочери, которую вы защищали все эти годы, никогда не существовало. У нас была интрижка. Такой уж была ваша дочь. Завела интрижку с женатым мужчиной. – Его улыбка становится шире. – Что скажете на это, герр Бек?

– Ложь!

– Ничуть, – возражает Рогнер. – Правда. Вы сможете вынести это, герр Бек? – Он с нарочитым сочувствием склоняет голову. – Ваше больное сердце выдержит?

Краем глаза я вижу, как играют желваки на щеках Маттиаса Бека.

– Да? – Рогнер скалит зубы, но в следующий миг, словно кто-то нажал кнопку, по лицу его пролегает тень. Мне знакомо это выражение. Это последнее, что приходится видеть, прежде чем его кулак врежется в лицо, а нога устремится к животу. Последнее, что приходится видеть, прежде чем накроет волна боли и перед глазами все потемнеет. – Лживая, избалованная девчонка, начиненная отцовскими деньгами, как рождественский гусь. Безответственная, легкомысленная, ни капли уважения к окружающим. И вот за такую дочь вы избили невиновного человека, ради такой дочери вы подделали табель успеваемости… – Он склоняет голову к другому плечу, чтобы полюбоваться произведенным эффектом. – Помните нашу первую встречу, герр Бек? С какой гордостью вы продемонстрировали мне ее табель. Образцовая студентка! Мой фотограф даже сделал снимки, и я не сомневался в успехах Лены, пока не провел интервью с ее куратором. Средний балл вашей дочери не превышал трех. Но вам это хорошо известно, не так ли? – Рогнер усмехается и качает головой. – Вы с самого начала лгали ради дочери. Тогда я решил, что это станет для нас отличным развлечением. И ведь так оно и было, верно, герр Бек? По крайней мере, я получил массу удовольствия.