Ибон Мартин - Танец тюльпанов

— Понимаю, но я уверена, что ты сможешь мне помочь. Вот увидишь. — Допив кофе одним глотком, Сестеро взяла в руки блокнот и ручку. — Что ты помнишь о смерти отца? Было ли какое-нибудь расследование случившегося?

— Нет. А если и было, то мама нам ничего не сказала. Это был несчастный случай. Рука попала под станок, и… — женщина поджала губы. — В общем, приятного было мало. Другие рабочие пытались его вытащить, но было уже поздно.

— Ты говорила, что компания выплатила компенсацию и устроила твою сестру на работу.

— Все верно. Она начала работать вскоре после смерти отца. Трудилась в конторе. Тогда женщины не делали ничего другого на подобных фабриках. Не знаю, нравилась ли ей работа. Вряд ли, потому что она никогда не говорила об этом. А потом она отправилась в монастырь. Значит, работа ей не нравилась… — Пилар поприветствовала мужчину с собакой, которая обнюхивала каждый угол. Чуть поодаль священник в рясе до пят открывал дверь церкви Святого Биейто. — Просто случившееся с папой стало тяжелым ударом.

Сестеро записывала каждое слово. Позже у нее будет время спокойно все проанализировать. Сейчас время для вопросов. И у нее сложилось впечатление, что одна тема заслуживает тщательного изучения.

— Что за монастырь? Она хотела стать монахиней?

— Не особенно. Она на некоторое время уехала волонтером в Лурд [15] Лурд — город на юге Франции, один из главных центров паломничества в Европе. , помогала паломникам. Туда приезжает много стариков, это не похоже на путь святого Иакова [16] Путь святого Иакова — популярный маршрут паломничества, который проходит через северную Испанию и заканчивается в городе Сантьяго-де-Компостела. Считается, что там хранятся мощи апостола Иакова (Сантьяго). Длина маршрута через Пиренеи составляет около 800 км, и дорога занимает в среднем месяц. . Только старики и калеки ездят в Лурд.

— И что она рассказывала об этом времени?

Пилар покачала головой.

— Она не любила говорить об этом.

— Как так? Ни о фабрике, ни о Лурде?

Пилар не обратила внимания на это замечание.

— Она провела несколько месяцев с монахинями. Это монастырь в Гернике организовал пребывание во Франции. Я подумала, что моя сестра в конце концов станет монахиней. До сих пор помню, как обрадовалась, когда она вернулась.

— Ты помнишь название монастыря?

— Точно нет. Не уверена, что вообще когда-либо его знала. Это был орден затворниц, вот и все, что я помню.

— А что насчет работы на фабрике? Она туда вернулась?

— Нет, думаю, что она даже не пыталась. Ее отъезд был очень поспешным. Мне ничего не объясняли, я была соплячкой, но наверняка что-то случилось. Несчастная любовь, проблема на фабрике… — Пилар задумалась и замолчала. Покружив в небе, голубь уселся на карниз соседнего дома. — Все произошло за одну ночь. Однажды она вернулась с фабрики, они с мамой закрылись в комнате, а на следующий день уехали в Лурд. Помню, как тихо было в тот день за ужином и что у обеих были красные глаза.

Ручка Сестеро порхала по бумаге.

— У тебя есть догадки, что могло случиться?

— Нет, но я уверена, что это стало причиной отъезда Исабель в Лурд.

В голове у Сестеро сразу возникло несколько версий. Наиболее правдоподобной казалась та, где Исабель Отеро выступала жертвой домогательств, возможно, со стороны кого-то из руководства. В то время, когда права женщин были далекой утопией, решение уехать с монахинями могло быть совершенно нормальным.

— Ты никогда не говорила об этом с Исабель? Даже годы спустя? — Сестеро очень удивляло отсутствие диалога между сестрами. Хотя они с Андони тоже мало общаются, ей всегда хотелось верить, что будь у нее сестра, все было бы по-другому.

— Никогда, — заверила ее Пилар. Она встала и начала ходить кругами. Моросил дождь, но она не стала открывать зонтик, висевший на руке. — После этого Исабель уже никогда не была прежней. Думаю, она жалела, что не осталась в монастыре. Она вернулась потерянной. Сначала я думала, что это из-за того, что она жила среди такого количества больных и пожилых людей, но, скорее всего, было что-то еще. Возможно, она хотела стать монахиней и не знала, как ей решиться запереть себя там на всю оставшуюся жизнь.

Сестеро обдумала эту версию.

— Сколько времени прошло между ее возвращением из Лурда и вашим отъездом из Дуранго?

Пилар начала что-то высчитывать вполголоса, до Сестеро долетали обрывки слов. Наконец, она подошла к детективу.

— Примерно год. Мы переехали в Виго в восемьдесят первом, а моя сестра вернулась из Лурда в семьдесят девятом. Я это знаю, потому что тогда я училась в средней школе, и мои подружки все удивлялись, когда я говорила, что моя сестра уехала во Францию с монашками.

Сестеро записала даты в блокнот.

— Может, что-то случилось в тот последний год перед возвращением в Галисию?

Пилар покачала головой.

— Я помню только, что дома царила печаль. Я старалась держаться подальше от них двоих, потому что они были воплощением грусти. — Она внезапно смутилась и замолчала. — Пойми меня правильно, в этом возрасте ты не думаешь о том, что нужно кому-то помочь. Ты просто хочешь веселиться и сбежать от любых домашних проблем… Моя сестра сидела без работы и тосковала, мать была опустошена смертью отца… Однажды мама решила, что лучше вернуться в Галисию, чем сидеть, теряя время и деньги, в Дуранго.

— Вы тогда были юными девушками. У тебя были друзья, может, даже парень. Разве ты не возражала?

Пилар фыркнула.

— Еще как. Я ведь родилась в Дуранго и считала себя басконкой, а не галисийкой. Для меня это была трагедия.

— А для Исабель? — Сестеро интересовало только это.

— Ей было все равно. Я же говорила, что у нее была черная полоса. Дошло до того, что я начала во всем винить ее. Если бы Исабель не бросила работу на фабрике, этого бы не случилось.

Близость рынка начала ощущаться все отчетливее. Вокруг стало больше движения. Люди несли ящики с овощами и тележки, полные рыбы, чьи остекленевшие глаза выглядывали из колотого льда. Покупатели начнут приходить уже через полчаса — все должно быть готово к открытию.

— Хотите чеснока? Он из Ла-Манчи, не портится целый год, — предложила какая-то цыганка, решив не терять времени даром.

— Нет, спасибо, — ответила Пилар.

— Бери-бери, дорогуша, отдаю две связки по цене одной. Глянь, какие крупные. — Цыганка протянула ей перевязанную головку чеснока в пакете, который, казалось, вот-вот лопнет.

— Нет, правда. Мне пора открывать магазин, — извинилась Пилар, указывая на хозяйственный магазинчик через дорогу.

Выругавшись сквозь зубы, цыганка ушла в поисках других покупателей.

— Может, у нее был парень, когда вы жили в Дуранго? — спросила Сестеро. В биографии жертвы по-прежнему оставались белые пятна.