Эмили Тедроу - Талантливая мисс Фаруэлл

— Мне их продали, — ответил Мак.

Она впитывала все: его советы, замечания, сколько времени (вплоть до секунд!) он тратил на просмотр картины. Как кружил по выставке, порой возвращаясь туда, откуда они пришли, или долго шел по проходу, не заходя ни в одну из секций, или ускорял шаг, чтобы поскорей купить то, что хотел. Он рассказывал Бекки, кто есть кто; кого нужно обхаживать, а кого избегать любой ценой; что из напитков заказывать и кто должен за них заплатить, как произносится «биеннале», «Руша», «Бенджамин»; когда платить сборы, кто получает комиссию, а кто — отсрочку по налогам, имена и номера телефонов перевозчиков, мастеров по установке и страховщиков. Все, что необходимо было знать, а она не знала.

Единственное, чему он не пытался ее научить, — как выбирать картины.

— Ты просто чувствуешь. Это дар. Да, малыш, кое-кому дано.

Бекки не пыталась скромничать. Похоже, она нашла тех, кто одной с нею крови.

— С другой стороны, — продолжил Мак, — все мы люди, и порой… («Ужасная Ошибка»!)

Конечно, за все приходится платить, и Бекки платила — сопровождала Мака в бары рядом с выставкой и принимала участие в круглосуточных вечеринках у него на квартире. Она понимала, что больше почерпнет не в тишине его прекрасно обставленной комнаты для гостей, даже если ей захочется что-то записать или просто успокоиться. Нет, ей нужно быть в самой гуще, рядом с Маком и остальными.

Бекки подозревала, что она не первая, кого он брался опекать. Ему нравилось быть наставником и покровителем. В его роскошной квартире на 43-м этаже с видом на озеро Мичиган появлялись самые разношерстные компании: коллекционеры, богатые вдовы, охотники за скидками и начинающие инвесторы. Бекки уже вжилась в роль наивной простушки, какой изображал ее Мак; она даже подыгрывала придуманному им образу: «эта девушка что ни скажет, ее нужно поправлять и поучать».

Поздно вечером в субботу Бекки находилась в кругу самых стойких приятелей Мака (готовых до утра сидеть в его гостиной), жадно впитывая сплетни и рассказы о скандалах, замечала каждый браслет на руках у женщин и то, что мужчины, оказывается, носят шелковые полосатые носки. Она выпила довольно много шампанского, но от спиртного только взбодрилась, голова была ясной. Рядом с ней на крохотном двухместном диванчике сидел европейский дилер по имени Свен — прижимался к ней и шептал, что девушки из Чикаго моментально вызывают у него эрекцию. Бекки только смеялась. Позже в комнате для гостей она обнаружила, что да, с этим делом у Свена все в порядке. Возможно, благодаря белому порошку, который он нюхал строго по расписанию, каждые сорок пять минут. И каждый раз очень вежливо сначала предлагал понюхать ей, а когда она отводила его руку, говорил: «Ну, как хочешь».

Мак, глядя, как Бекки кладет руку на бедро Свена, поджал губы, притворно осуждая. Бекки подмигнула ему.

Рано утром она выскользнула из квартиры; Свен безмятежно спал на смятых шелковых простынях. На потрясающе чистой кухне Бекки нашла ручку и написала Маку записку — поблагодарила и пообещала позвонить. Они уже договорились, на каких выставках ей нужно побывать — вместе с ним, разумеется, и с кем еще он ее познакомит. Бекки подсунула записку под кофе-машину и на цыпочках, с туфлями в руках, прокралась к лифту.

В машине она разулась. Ехала в Пирсон со вчерашним макияжем на лице и ноющей болью в промежности (героизм Свена и ее новые суперузкие джинсы). Нашла канал с кантри и громко подпевала Конвею Твитти, квартету «Оук-Ридж бойз» и даже Ронни Милсапу. Она знала, что все эти песни не стали бы слушать ни Мак, ни Свен, ни даже Лори Левин. Или Эрик Фишль. Ну и что? Бекки сама себе хозяйка; молодая, умная, у нее тысяча хороших идей и масса энергии, чтобы их опробовать.

С одной или двумя картинами, которые она купила до знакомства с Маком, к большому сожалению, придется расстаться, это она теперь понимала. Ну что ж, надо чем-то пожертвовать — заплатить за то, что приобрела. Бекки планировала, что́ она будет покупать теперь, как и когда. Составила список — кому позвонить на следующей неделе. Приоткрыла окно, чтобы впустить побольше холодного свежего воздуха.

В церковь она уже не успевала; пожалуй, вместо этого можно на несколько часов заехать в офис. Она не была там с четверга и, как ни странно, соскучилась.

«Раньше начну делать ежемесячный отчет о доходах», — подумала она, с нетерпением представляя себе свой стол в тишине воскресного дня: верхний свет выключен, и только у нее на столе горит лампа. А потом можно позвонить Ингрид. Предложить ей сходить поесть чипсов.

Так начался год поездок. Ее маленький «датсун» наматывал мили по шоссе из Пирсона в Чикаго и обратно. Накопился пробег, увеличились расходы на бензин, и теперь Бекки знала почти все стоянки для грузовиков на трассах Западного Иллинойса: где самый вкусный кофе, самые чистые туалеты, самые вежливые работники заправок.

На переднем пассажирском сиденье всегда лежали расческа (приводить в порядок челку) и огромный пакет изюма в шоколаде (если постоянно жевать, не заснешь за рулем). На обратном пути Бекки прокручивала в голове все события вечеров, проведенных в Чикаго. Какие картины видела, в каких галереях побывала. Цены, аукционные сборы. Мак сказал, что если поторговаться, можно выбить максимальную скидку — десять процентов, однако Бекки считала, что может получить больше. Она умела сбивать цену.

Проезжая милю за милей, перебирала в памяти имена, лица, характеры, составляла график встреч, прикидывала, от кого чего ожидать — дружбы, предательства или обмана. Разбираться в людях и их странностях было, по-видимому, не менее важно, чем уметь распознать подлинные работы Фрэнка Стеллы.

К Маку приходило много художников, он приглашал их поужинать поздно вечером в «Йоши» или «Бергхофф». «Как-то мало мы уделяем внимания авторам», — размышляла Бекки. Никто же не просит кланяться им — хотя бы немного уважения. Обычно на таких вечерах художник среднего уровня сидел и молча ковырялся в своей тарелке, а вокруг не утихали пошлые шуточки и бесконечные сплетни. «Может, все будет не так, — подумала Бекки, — когда я попаду в компанию Шнабеля или Балдессари».

Спиртное лилось рекой. Перед Бекки стояла деликатная задача — быть на одной волне со всеми, но не увлекаться возлияниями (ей еще два часа ехать до дома). Мак был удивительно щедр (Бекки старалась не обращать на это внимания) и всегда настаивал, чтобы она ночевала в комнате для гостей (его раздражал сам факт, что у нее есть машина). Шампанское, просто потоки шампанского — между раундами самых разных коктейлей: от «Волосатого пупка» и «Камикадзе» до «Б-52» и «Cuba Libre». Как-то в «Бергхофф» Мак попросил бармена приготовить коктейль под названием «Скользкий сосок» с анисовым ликером. Однако Бекки сразу отставила бокал: ликер не понравился, ей хватило одного соска, в смысле — глотка.