Туве Альстердаль - Тоннель

— У нее есть дети, — задумчиво проговорила я. — Взрослые дети в Англии. Интересно, знают ли они.

— Но она была немкой, выросшей где-то на востоке Германии, — возразила Марта. — Я это точно знаю, потому что мы разговаривали с ней о таких вещах, о которых можно говорить только с человеком с соответствующим жизненным опытом. Она бы с ума сошла, говорила она, если бы работала на Западе, где все только и делают, что сидят и молчат и слова вымолвить не смеют, пока начальник ведет себя как идиот. Она не понимала, чего они все так боятся. «Ведь не посадят же их за это в тюрьму, в самом деле. Самое большое, чем они рискуют, это упустить очередное повышение по службе».

— Она могла вскоре потерять работу, — вспомнила я, — или уже ее потеряла. У меня сложилось впечатление, что она искала, чем будет заниматься дальше оставшуюся часть жизни.

Мы обе помолчали. У меня появилось желание заплакать, но вместо этого я встала и поставила чашку в крохотную раковину.

— Будем надеяться, что полиция сделает все, что в ее силах, — сказала я.

— Гм, — хмыкнула Марта.

— Пожалуй, мне пора возвращаться обратно.

Марта смерила меня пристальным взглядом:

— И вы не боитесь?

Я объяснила, что сняла номер в гостинце, но про Даниеля ничего не сказала.

— Я нашла кое-что для вас, — сообщила Марта, — но вам наверняка сейчас не до этого.

— Вы о чем?

— Помните, когда вы были здесь в прошлый раз, я обещала вам поискать. У себя в хранилище. — Марта тоже встала и сполоснула чашки.

— Да, точно, — согласилась я и попыталась вспомнить, о чем же я спрашивала. Какие-то книги. Кажется, ничего важного. Мысленно я уже видела перед собой гостиничный номер, думала о вечном перезвоне церковных колоколов и телефоне, который только и делал, что молчал. До истечения сорока восьми часов оставались сутки.

— Что же вы нашли?

Марта выудила из кармана ключи:

— Идемте.

Возвращаться обратно в магазин она не стала. Вместо этого Марта спустилась вниз по узкой лесенке и отперла дверь, которая, как оказалось, вела в каморку для метел. Позади ведер, швабр и штабеля картонных коробок скрывалась еще одна дверь, а за ней шла еще более узкая лестница, оканчивавшаяся низкой, обитой железом деревянной дверью. Должно быть, мы оказались на глубине десять метров под землей. Ключ от двери был в три раза больше, чем все остальные.

— Мама никогда никому не говорила об этом помещении. Все годы она держала его в тайне и рассказала мне о нем лишь в тот день, когда книжный магазин был снова признан нашим.

Нас окружила тьма, повеяло запахом подвала, который я сразу узнала. Все тот же сухой прохладный воздух. Кирпичная кладка стен, неровная каменная лесенка под ногами. Марта щелкнула выключателем, и где-то внизу под нами загорелся слабый свет.

Потолок постепенно понижался, и последний участок пути мне пришлось проделать пригнувшись. Наконец лестница закончилась, и нашему взгляду открылась круглая комната. Под потолком — голая лампочка без абажура. Комната была сверху донизу забита книгами. Они были повсюду: громоздились штабелями на полу, стояли на полках, лежали в ящиках. Повсюду вдоль стен, кроме того места, где подземный ход уходил дальше во тьму.

— Смотрите, куда наступаете, — предупредила Марта, — тут небольшой беспорядок.

— Вот уж не думала, что от вас можно попасть в туннели под городом, — удивилась я. — Разве их не замуровали сто лет назад?

— Они больше никуда не ведут, начинаются и неожиданно заканчиваются, словно слепая кишка.

Я осторожно провела рукой по корешкам нескольких книг, покрытых тонким слоем пыли. Молчаливая дань уважения старине, искусству, всему тому, что заключено между этими обложками.

— Что это за книги?

— Наверху в основном те, которые отправили мою маму на урановые шахты, рукописи и книги, которые ей удалось спрятать. К примеру, здесь полно произведений писателей, творивших в период Хартии-77 [18] Хартия-77 — программный документ, ставший основанием для формирования группы политических диссидентов в Чехословакии, просуществовавшей с 1976 по 1992 г. Ее основатели (среди которых был Вацлав Гавел) стали ведущими общественными и политическими фигурами в стране после Бархатной революции 1989 г. . Я обнаружила даже трафаретную копию оригинала самого документа. И еще здесь есть Богумил Грабал, один из крупнейших наших писателей… — Марта вынула из одного из ящиков стопку тонких листков. — Его романы были переведены на множество языков, но у нас в стране они могли выходить только в виде трафаретных изданий. Мама была такой возбужденной, когда показывала мне все это. Словно после хорошей дозы морфина. Она верила, что, когда все станут свободны, я смогу поднять это наверх в магазин, но к тому моменту прошло уже несколько лет после Бархатной революции. То время очень быстро закончилось. Взять, к примеру, дневники Гавела, написанные им в тюрьме, или его письма к жене Ольге — я бы, пожалуй, сумела продать несколько экземпляров, если бы в них не говорилось о судетских немцах.

— А что он о них говорил?

— Что мы должны попросить у них прощения.

Марта двинулась дальше, в один из тупиков, куда не достигал свет. Ее голос становился все слабее, а туннель все у́же.

— А теперь вообще почти никто не покупает книг, выручают только подарки к Рождеству, карты окрестных гор, ну и, может, «Гарри Поттер», потому что всем, несмотря ни на что, хочется верить, что помимо того мира, который мы видим, существует еще и мир волшебный.

В темноте я не рассчитала скорость и чуть было не врезалась в спину идущей впереди меня Марты.

— Аккуратнее.

— Простите.

— Не в этом смысле. Вы могли свалиться вниз.

Марта зажгла карманный фонарик. У ее ног зияло отверстие, с трех сторон окруженное низкой кладкой — еще одна лесенка, ведущая вниз. Казалось, она была высечена прямо в скале. Я вспомнила, что средневековые туннели располагались под землей тремя уровнями.

Ее тень пробежала по моим ногам.

— Насколько глубоко мы собираемся спуститься?

— Все, дальше не пойдем.

Марта остановилась возле уступа и кивнула на следующую лестницу, которая продолжала уводить вниз во тьму.

— В самом низу есть нечто такое, что предыдущие владельцы магазинчика спрятали перед приходом к власти нацистов. Одна пожилая еврейская пара. Их отправили в Терезиенштадт [19] Терезиенштадт — нацистский концентрационный лагерь, располагавшийся на территории бывшего гарнизонного города Терезин в Чехии, на берегу реки Огрже. За годы войны в этот лагерь попали около 140 тысяч человек, из которых около 33 тысячи погибли, а 88 тысяч были депортированы в Аушвиц (Освенцим) и другие лагеря смерти и были убиты. Терезин был освобожден советскими войсками 9 мая 1945 года. , но книги спасти они успели. Литература, которая в противном случае оказалась бы на костре, еврейская, морально устаревшая или вообще революционная. Фрейд и Юнг, труды Маркса, конечно, Бертольд Брехт, Кафка… В принципе мои бабушка и мама могли достать это и свободно продавать при коммунистическом строе, но почти все издания на немецком, а на тот момент вся немецкоговорящая часть населения была позорно изгнана из страны. Вот и спрашивается, кто бы стал их тогда читать?