Альбина Нури - Время кошмаров

Голос его взлетел и оборвался.

«Солнце село», — подумалось Никите, хотя он понятия не имел, так ли это.

Стоящие вдоль дороги фигуры, как по команде, двинулись к Олегу. Движения их были ломаными, неровными. Руки болтались вдоль тел, а сами тела удлинялись, вытягивались, шеи выгибались под дикими углами.

А лица… Боже, как страшны были их бледные, словно рыбье брюхо, лица: мутные глаза, уродливые язвы, раззявленные рты, которые раскрывались все шире, шире, словно у пираний.

Лариса подвывала от ужаса и что-то бормотала, слов было не разобрать.

Кошмарные фигуры обступили Олега. Костлявые, изуродованные струпьями руки тянулись к нему, и те, что были ближе, коснулись его лица и тела. Там, где они дотрагивались до несчастного, кожа его оплывала, стекала с костей, будто ее разъедала кислота.

Словно очнувшись, Олег начал кричать — не то от невыносимой боли, не то от ужаса, а может, от того и другого. Он вопил неожиданно высоким, бабьим голосом, и Никита, глядя на это, понимал, что медленно скатывается в безумие.

Юля с силой вцепилась в плечо мужа, и это привело Никиту в чувство.

— В машину, быстро! — скомандовал он, схватив жену за руку.

«Пока эти твари заняты Олегом, у нас есть шанс спастись», — подумал Никита. Это было жестоко, но он понимал, что вариантов два: или умереть всем вместе, или попробовать спастись.

Крики Олега не смолкали.

— Я не могу… Надо помочь ему… — Губы Ларисы тряслись, по щекам текли слезы.

— Ему уже не поможешь! Они сделают с нами то же самое!

— Нет… Я не…

— Ты хочешь умереть? — спросила Юля, и это подействовало.

Лариса со всех ног бросилась к машине Никиты и Юли. Те не отставали. Краем глаза Никита видел, что некоторые жуткие создания развернулись в их сторону и неумолимо приближаются.

«Ключи! Где они?» — в панике спросил себя Никита.

Кажется, в замке зажигания. Где еще им быть?

Крики Олега смолкли. «Наверное, умер», — почти безучастно подумал Никита, и ему вновь пришло в голову, какая тишина царит в этом месте. Ее нарушали лишь их шаги, дыхание, вопли.

Преследователи же, выбиравшиеся по ночам из могил, давным-давно не дышали, мертвые глотки десятки лет не издавали ни звука.

Лариса первой добежала до машины, почти сразу вслед за ней забралась в салон и Юля. Но радоваться было рано. Никита, который еще оставался на дороге, ощутил чье-то присутствие. Его обдало холодом — он словно оказался голым на морозе.

Жена завизжала, глядя ему за спину, и он весь сжался, готовясь ощутить ледяное смертоносное прикосновение.

«Не оборачивайся! Не останавливайся!»

Никита рванул на себя дверцу машины и нырнул внутрь.

— Поехали, пожалуйста, поехали! — причитала Юля. Лариса глухо рыдала.

Он заблокировал двери и повернул ключ, стараясь не смотреть, что происходит за окном. Твари обступили машину (как совсем недавно Олега), силясь добраться до людей внутри. Пальцы слепо шарили по стеклу.

— Что ты стоишь?

— Не заводится, — сцепив зубы, бросил Никита.

Юля, сжавшись в комок, плакала от ужаса.

Взгляд Никиты упал на маленькую иконку, прикреплённую к приборной панели. Он купил ее в церкви и приклеил сюда просто так, без особой веры, лишь отдавая дань традиции. Никогда не думал, что станет молиться, глядя на нее, он и молитвы-то ни одной не знал. Но сейчас, в эту минуту, впившись взглядом в светлый прекрасный лик, впервые в жизни прошептал:

— Помоги! Если ты есть, помоги нам выжить! Прошу тебя! — И снова повернул ключ.

Двигатель ожил. Свет фар пронзил тьму, что наползла на заброшенную дорогу, и машина тронулась с места. Никита чувствовал безмолвную ярость нежити. Твари еще продолжали хвататься за машину, тащились некоторое время вслед за ней — тощие угловатые фигуры, перекошенные рты, жадные руки. Но догнать, вернуть беглецов не могли.

Девушки заливались слезами — теперь уже от счастья.

Они ехали. Автомобиль набирал скорость, унося их прочь от жуткого места, от того, что осталось от бедного Олега, от его машины, которую Никита почти успел починить.

Кажется, мертвецы все так же стояли вдоль дороги, глядя им вслед. Никита не смотрел и надеялся, что и Юля не смотрит.

Да, снова пришло ему на ум, есть вещи, которые лучше не видеть, и места, о которых лучше не знать.

Дима до последнего не верил, что они уедут. Все ждал, когда тетя Зоя всплеснет руками, хлопнет себя по бедрам и объявит, что поездка срывается: или давление подскочило, поэтому перелет ее убьет, или рейс отменили, или еще какая-нибудь причина найдется.

Но они с дядей Костей все же улетели в Мюнхен, и даже позвонили оттуда поздно вечером, счастливые и довольные, чтобы в сотый раз наказать быть аккуратнее, выключать газ и не жечь понапрасну электричество.

Кажется, тетя Зоя и дядя Костя и сами не верили, что рискнут оставить квартиру на попечение двадцатилетнего племянника, но желание навестить дочь и внучку, которых они не видели целый год, перевесило опасения. Отбыв двадцать третьего декабря, супруги собирались вернуться уже двадцать девятого, потому что Новый год надо отмечать дома, а Дима как раз в этот день должен был уехать к родителям в деревню.

— Свалили, значит, — сказал Леха, когда они утром пришли в университет сдавать зачет. — Сегодня у тебя, как договаривались?

Леха был лучшим Диминым другом. Точнее, единственным. Как познакомились на первом курсе, первого сентября, так и дружили.

Тетя Зоя, конечно, строго-настрого запретила в их отсутствие пускать в квартиру посторонних, устраивать вечеринки и, как она выразилась, «оргии», и Дима клятвенно обещал, но собирался нарушить клятву.

Да и какого хрена, спрашивается? Что они с Лехой могут натворить? Если уж честно, так Диму самого иной раз воротило от собственной правильности. Он не курил, не пил ничего крепче пива, да и то редко, учился без троек, домой приходил не поздно. У него даже девушки до сих пор не было, какие оргии?!

Леха пришел в шесть. В квартиру пробирался осторожно, по-партизански, чтобы тети-Зоины многочисленные подруги-соседки не засекли и потом не настучали ей.

— Слушай, чего они тебя так пасут? — спросил Леха, снимая ботинки в прихожей. — Ты, может, в прошлом наркоман и педофил?

— А в настоящем — маньяк. Убиваю рыжих нахальных коротышек, которые до фига болтают.

Маленький конопатый Леха ухмыльнулся и прошел на кухню. Он тоже был не из городских, обитал в общаге, и Дима иногда ему завидовал. Само собой, жить в комнате с двумя другими парнями, один из которых полный придурок, что постоянно тебя подкалывает, удовольствие то еще. И еда паршивая, и в душ вечно очередь, но зато ни перед кем не надо отчитываться, не приходится все время со смиренным лицом выслушивать поучения и нотации.