Ю Несбё - «Ревность» и другие истории

— Джулиан! — повторил я.

Я уже спустился настолько, что видел его неподвижное, будто помертвевшее лицо.

Он решил убить меня. Через несколько секунд конец веревки проскочит через ограничитель, и я упаду.

— Франц!

Эластичная веревка натянулась, обвязка надавила мне на спину. Падение прекратилось — болтаясь из стороны в сторону, я завис в воздухе. От Джулиана меня отделяли всего метра два-три, однако скала нависала над морем, а веревка сверху была закреплена на крюке, и получалось, что висел я не над тропинкой. Если конец веревки проскочит сквозь ограничитель, лететь мне придется еще метров пятьдесят-шестьдесят, прямо на утесы, где, точно шампанское из разбитой бутылки, пенились волны.

— Ой, кажется, веревка у меня не на восемьдесят метров, а короче, — проговорил Джулиан, — сожалею, но человеку свойственно ошибаться.

Но лицо его раскаяния не выражало.

Возможно, по нему самому веревка плакала, вот только не та, которую он держал, а от той веревки оставалось всего сантиметров двадцать. Он придерживал ее рукой — благодаря ограничителю и углу натяжения, тяжести в таком положении не ощущаешь, но, с другой стороны, вечно держать он тоже не сможет. И когда он разожмет пальцы, я полечу вниз, однако со стороны это будет выглядеть не как убийство, а как обычный среди скалолазов несчастный случай, в котором виновата чересчур короткая веревка.

Я кивнул:

— Ты прав, Франц…

Он промолчал.

— …человеку свойственно ошибаться.

Мы смотрели друг на друга. Упершись ногами в землю, он в то же время тянул на себя веревку, я же висел перед ним прямо над обрывом.

— Парадокс… — наконец проговорил он, — это же греческое слово? Фердинанд боится темноты, поэтому просит, чтобы папа рассказал ему перед сном сказку. И при этом требует, чтобы это была страшная сказка. Не парадокс ли?

— Возможно, — согласился я, — а может, и нет.

— Как бы то ни было, смеркается, поэтому пришло время вам, Никос, рассказать вот такую страшную сказку. И тогда, наверное, бояться мы станем меньше.

— А ты не хочешь сначала дать мне спуститься?

Он чуть разжал руку, и конец веревки еще на несколько сантиметров приблизился к ограничителю.

— По-моему, — начал он, — все зависит от того, какую сказку вы расскажете.

Я сглотнул. И посмотрел вниз. Упасть с высоты шестьдесят метров — это быстро. А именно три с половиной секунды. И тем не менее за это время успеваешь довольно много всего обдумать. К сожалению, развитая тобой скорость составляет в это время сто двадцать три с половиной километра в час. Может, я упаду в воду еще живым и утону? Или я разобьюсь о камни и умру мгновенно? Второй исход я наблюдал собственными глазами. Самым поразительным были тишина и обыденность, даже в те секунды, когда он уже упал на камни, до того как пространство наполнилось криками и суетой. Похолодало, но, несмотря на это, по спине у меня стекал горячий, будто расплавленный воск, пот. Я не собирался разоблачать поддельного Джулиана таким вот образом, однако моя жизнь в буквальном смысле была у него в руках. С другой стороны, в этом наблюдалась определенная логика. Да, в какой-то мере так будет проще. Ультиматум прозвучит отчетливее.

— Ладно, — сказал я, — готов?

— Готов.

— Жил-был… — я глубоко вздохнул, — жил-был человек по имени Франц, из-за ревности убивший своего брата-близнеца Джулиана, чтобы заполучить прекрасную Хелену. Он привез брата на пляж, выстрелил ему в голову и выкинул тело в море. Но, поняв, что Хелена любит Джулиана, а не его самого, Франц подстроил все так, чтобы со стороны казалось, будто в море выбросили тело не Джулиана, а его самого. Потом он приковал себя наручниками к стене в погребе. Когда его обнаружили, Франц выдал себя за Джулиана и сказал, что просидел там все время, пока Джулиан считался пропавшим. Ему все поверили, все решили, будто он и есть Джулиан, Франц заполучил Хелену, и начали они жить-поживать и добра наживать. Доволен?

Он покачал головой. Но веревку из рук не выпускал.

— Рассказчик из вас, Никос, никудышный.

— Это верно.

— У вас, например, нет доказательств.

— С чего ты так решил?

— Будь у вас доказательства — вы бы не приехали сюда в одиночку. И меня уже давно бы арестовали. К тому же я тут случайно узнал, что из полиции вы ушли. Вы теперь целыми днями просиживаете в Национальной библиотеке — книги читаете. Разве нет?

— Нет, — покачал я головой, — я сижу в Библиотеке Геннадия.

— Так зачем вы приехали? Старик явился разобраться в деле, которое не дает ему покоя, потому что он не уверен, что отыскал истину?

— Покоя я не нахожу, это верно, — сказал я, — но не это дело тому виной. И не за доказательствами я явился — они у меня и так есть.

— Вы лжете.

Костяшки пальцев, сжимающих веревку, побелели.

— Нет, — сказал я, — ДНК найденного в море тела совпало с ДНК Франца, полученной во время допроса, поэтому мы решили, что ответ окончательный. Однако существует и другое объяснение. Биологический материал у однояйцевых близнецов одинаковый, поэтому и ДНК может совпадать. Так что найденное тело вполне могло оказаться Джулианом, а не Францем.

— И что с того? Доказательств того, что это не Франц, у вас нет.

— Твоя правда. Доказательства у меня появились, только когда мне прислали отпечатки пальцев. Ты, Франц, оставил их на стакане, из которого пил в полицейском участке в Потии. Я сравнил их с теми, которые у меня в Афинах.

— В Афинах?

— Точнее говоря, в коробочке, а коробочка стоит на полке над моей кроватью. В коробочке же лежит камень, который ты отдал мне в больнице. Да, парадокс — слово греческое, парадокс тут вот в чем: хотя ДНК близнецов одинаковы, отпечатки пальцев отличаются.

— Не может быть. Мы с ним сравнивали отпечатки пальцев. Они одинаковые.

— Почти одинаковые.

— Да с какой стати, ведь у нас даже ДНК одна и та же?!

— Отпечатки пальцев не на сто процентов определяются генетикой, они формируются микрофлорой, когда плод находится в матке. Близнецы там расположены друг против друга. Пуповины у них разной длины, значит кровоснабжение тоже разное, питательные вещества поступают в организмы близнецов в разном объеме, а от этого зависит, насколько быстро растут пальцы. Отпечатки пальцев у плода формируются с тринадцатой по девятнадцатую неделю внутриутробного развития, и за это время пальцы близнецов успевают развиться по-разному. Отличия эти незначительны, но при тщательном рассмотрении видны. И знаешь что? Отпечатки пальцев на камне, который ты отдал мне в больнице, выдавая себя за Джулиана, и те, что ты, будучи Францем, оставил на стакане в полицейском участке, идентичны. Короче говоря, эти отпечатки принадлежат…

— Одному и тому же человеку.