Марика Девич - Не Господь Бог [litres]

– Вы что-то хотели сказать? – спросил Дима, заметив замешательство на лице женщины.

– Нет-нет, – ответила Лидия Васильевна.

Вернувшись в отдел, Лидия Васильевна попросила Аню с Валей уйти «по-человечески». Валентина смирилась сразу. Заплакала. Лидия Васильевна посоветовала ей обратиться к психологу. Валентина смахнула слёзы – конечно, обратится. Непременно.

Аня устроила скандал: защита прав, трудовое законодательство, выслуга лет… Пришлось напомнить про два отгула, которые Лидия Васильевна, добрая душа, дала Ане под Новый год, под свою ответственность. Теперь эти отгулы могли стать прогулами. Аня собрала вещи. Выбор Лидии Васильевны был сделан. И не в пользу эфемерных ценностей.

К приходу бывших одноклассников вакантные места были готовы.

Лена не понимала, что она тут делает? Само собой, никто не пойдёт к ней жаловаться на свои проблемы. Она закурила, с ностальгией вспомнив свой кабинет. Как они там теперь, без неё. Вредный Николсон, Сашка-маугли…

Сашка разрезала на столе старое женское тело, от горла до пупка. В телеке на стене шёл старый советский мультик про мальчика, который мечтал о машинке, а мать – что за мать такая – подарила ему плюшевую игрушку.

– Вот сука, обиделась она, – хмыкнула Сашка.

Чего ждала эта женщина, не спросив ребёнка, что ему хочется, или знала и нарочно подсунула ему медведя, чтобы поджать губы и обидеться? Чтобы оставить его плакать перед закрытой дверью и чувствовать себя виноватым?

Бедняга. На всю жизнь изуродовала душу ребёнку. В чём же он виноват, этот маленький мальчик, которому подсунули на день рожденья свинью? Неужели кому-то этот стишок казался милым? Если только таким же, как та мамаша. А ведь вот эта старушка на столе тоже чья-то мать. Интересно, она тоже мучала своих детей?

Прервал размышления Сашки телефонный звонок. Звонил Витя.

– Девушка, на стрижку запишите? – пошутил он.

Сашка до сих пор ему не сказала про морг. Кто станет встречаться с девушкой, которая препарирует трупы? Она перед свиданием мылась с мочалкой, стирая с себя этот запах, с которым свыклась сама настолько, что не чувствовала давно.

– Сегодня всё занято. Простите, – подыграла она.

– Может быть, на дому? – продолжил Витя.

– Простите, на дому услуг салон не оказывает, – продолжила Сашка, глядя на развёрзнутые перед ней человеческие внутренности.

– А без услуг? Ужин? – спросил Витя.

– Я подумаю, – ответила Сашка.

Положила трубку и выдохнула. Ну сколько можно врать? Это было их четвёртое свидание, и она постоянно боялась проколоться. Как там Лена сказала: единожды солгавший обрекает себя на вечные муки по довиранию. Кажется, так.

Тренькнул телефон – Витёк прислал адрес. Какое-то новое место, раньше они там не встречались, глянула Сашка в телефон, запихивая обратно внутренности. Там всё было ясно, почечная недостаточность. Не любила Сашка сюрпризов. Она любила, чтоб всё было тихо.

Ностальгию Лены по пациентам прервал визит Валентины:

– По-человечески? Это вы называете по-человечески?! – зло выдохнула она.

Терять ей было уже нечего. Лена пригласила присесть, но Валентина не воспользовалась. Невозможно гневаться сидя. Двенадцать лет Валя делала всю работу, а теперь ей предложили по собственному? У неё двое детей! Внук-инвалид!

Лена дала женщине прокричаться, протянула платок.

– За что? – теперь Валя осела всем своим тяжёлым телом. – За что?

Лена проводила женщину, пообещав ей поговорить с руководителем. Валентина застыла в кресле в последней надежде.

Но Дима был занят своими посетителями.

– Обождите, – с удовольствием тормознула Вика штатного психолога.

Лена села ждать. И знала, что сейчас женщина в её кабинете следит за секундной стрелкой, ожидая её возвращения. А стрелки двигались оооочень медленно. В приёмной стояла пальма. Жирная, раскидистая. Интересно, где сейчас пальма Людмилы Исааковны, небось сдохла. Где те котята и щенята, попрятавшиеся в рукава. В приёмной руководителя Росгаза этому бардаку места не было. Машке бы тут понравилось. Лене не нравилось, вот в чем вся беда.

В кабинете перед Димой расположились трое: Сучков с Людой и одинокий Егоров.

Разом всех осчастливил.

Дима даже сам вышел их проводить:

– Вика, покажи товарищам, где отдел кадров. Там уже в курсе.

Дима заметил Лену на диванчике. Прошло больше часа.

– Ты чего ждешь? Лена, ну разве можно? – пожурил он. – Вика, в другой раз сразу зови!

– Поняла вас, Дмитрий Алексеевич, – легко отозвалась Вика, одновременно обдавая презренным взором сияющую троицу.

– Давно ждала? А мы детство вспомнили, то да сё, отличные ребята! – Дима покрутился в кресле, довольный собой. – Так что там у тебя? – остановился он в кресле наконец.

– У меня в кабинете женщина, бухгалтер, в слезах. Дима, я всё понимаю, но она ничем не заслужила такое отношение.

– Ты что, глава профсоюза трудящихся? – весело спросил Дима.

– Дима, нельзя так с человеком.

– Лен, ну перестань. Я сам разберусь. Лен. Ты здесь быть за меня, а не против.

Лена собиралась открыть рот, но Дима развернул к ней экран:

– Слушай, тут пришло подтверждение! Можешь поздравить Машу, она теперь наш сотрудник на стажировке. Вуаля, Вашингтон. А? Если б ты знала, чего мне это стоило! Я рад! Чертовски рад! Звони дочке! Что стоишь?

Лена рот открыла и закрыла. Это был ещё один выбор.

Валентина рванула к Лене навстречу, когда та вернулась. По её виду взгляду поняла, что у психологички ничего не вышло.

– Спасибо, что помогли, – бросила она.

– Простите, – сказала Лена ей вслед.

Но Валентина уже вышла. Дочка была родная, а Валентина чужая.

Лена посмотрела на окна – надо же, раньше она не замечала, что они закрыты наполовину решёткой безопасности. Современной такой решёткой. Наполовину. Ещё можно всё изменить. Изменить что? Осчастливить дочь или сделать её несчастной?

Лена не помнила, когда в последний раз выходила с работы не с чистой совестью, а с тяжёлым сердцем. Даже вид ликующей Машки не спасал от этого камня.

Мичурин всё ещё был в гостях, не спешил, уж больно хотелось поздравить Лену, да что там, просто увидеть. Сегодня у него был выходной в больнице. После звонка матери дочка отправила его за шампанским.

– За мамочку! За Америку! – провозгласила Машка.

– Ура! – сказала Лена, выдавив из себя улыбку.

Дочь в последний раз называла её мамочка лет десять назад. А теперь – ежедневно.