Марика Девич - Не Господь Бог [litres]

Раздался выстрел одновременно с оглушительным раскатом грома.

Ивашкина будто толкнуло в спину, он упал на венки, уже без мокрого шлепка, мягко. Пакеты с трупами и венки послужили ему матрасом. Сучков замер. Обождёт. Сначала Егоров, который бросился к машинам. Стоять. Ещё один выстрел. Вороны всей тёмной тучей снялись с дерева и переместились с гарканьем на другое. Спасибо, удружили, ребята. Если бы кто из окрестных бомжей или сторож высунул нос, вряд ли бы разобрал выстрелы.

Лена как-то говорила Диме, что у человека есть всего три реакции на все случаи жизни: бей, беги, замри. Ивашкин был «бей», Егоров – «беги», а Сучков всё стоял, как вкопанный.

Дима указал ему пистолетом на труп Егорова и кивнул в направлении ям. Сучков мелко замотал головой. Дима ему кивнул:

– Да, да, Сучков. Кто, если не ты?

Интересно, до дождя успеет? Нет, не успел. Оба они промокнут до нитки, пока тот дотащит труп своего бывшего одноклассника до ямы.

Сам Дима, надев перчатки, вернулся к машине, взял третий полиэтиленовый пакет, со своим окровавленным костюмом и ботинками, бросил в яму следом. Сучкова он не боялся. Тот, сбросив Егорова, развернулся и упал на колени, умоляюще сложив у груди ладони.

– Умоляю, у меня дети. Ради Бога! Ради твоей матери!

Сучкову показалось, что в лице Димы что-то дрогнуло. Тут ещё и грянул ливень, превратив картину почти в библейскую.

– Закидай там всё получше и иди в машину, – сказал тот.

Сучков кинулся исполнять, не веря своему счастью.

Тяжело дыша от непривычной физической нагрузки, до нитки промокший, в ошмётках блёклых бумажных цветов Сучков сел за руль своей Нивы. Дима уже ждал его там.

– Я никому не скажу. Клянусь!

– Знаю.

Дима выстрелил ему прямо в рот.

Дима сел в машину Савельева. Всё-таки эти трое были редкие дураки. Не зря в классе дружили. Дурак дурака видит издалека. Даже Егоров не сообразил, что первым, от кого надо было избавиться, был он, лошарик.

Дима никогда не водил машину, как и его жена. Но та хотя бы осмелилась пойти сдавать на права и провалить. А Дима… Впрочем, когда ему было? Всё так стремительно. Но теперь придется освоить. Он вставил ключ в замок зажигания и повернул. Это было не так уж сложно. Да и ехать далеко он не собирался. Дима объехал по «пьяной» ухабистой дорожке помойку кладбища, там дальше, в перелеске, были какие-то давно заброшенные хозпостройки и за ними находился довольно большой пожарный заболоченный пруд. Дима доехал до него с трудом: скользко, а он «чайник».

Новенькая машина Савельева вся была в грязи. Жалко было дорогого пальто, да делать нечего. Дима остановился у хлипкого мостика и подтолкнул её сзади. По разжиженной грязи та, как по маслу, поскользила к краю и ушла под воду. Не всплывёт, он оставил окна и двери открытыми. Митя Ушаков был самым умным учеником в классе. Он справился. Он молодец.

Дима вышел на трассу и поймал попутку, ржавую раздолбанную газель. Водитель был по виду, как Рафик, только с золотым зубом. Переключатель передач был перемотан скотчем. Транзитник, ехал через Питер, без остановки. То, что надо. В дорогую иномарку такого попутчика вряд ли бы прихватили: ботинки Димы были в грязи, с пальто и с волос капало.

– Тачка увязла, вот погодка, – сказал Дима, отряхиваясь.

На прощанье он поблагодарил водилу и дал больше, чем тот ожидал.

Дима приехал не в новую квартиру, где его ждала Катя. Он приехал в квартиру матери. Давненько он тут не был. Раньше и не замечал, какой затхлый тут стоял запах: старья, гнили, смерти.

Он вошёл в ванную, снял с себя всё мокрое. Встал в маленькую ванну, включил душ. Теплые струи побежали по телу. Он закрыл глаза. А когда открыл, увидел перед собой мать. В её любимом халате, тапках с помпончиками, сжатыми в нить губами. Она протянула ему мочалку. Вода стала совсем ледяной.

– Это ты во всём виновата! – крикнул он.

Образ матери вдруг сменился, за шторой стояла уже не Инна Петровна, там была Лена.

– Посмотри, что ты натворила, – заплакал Дима и осел в угол старой ванны, скрючившись, как делал это много раз в своей жизни, прячась тут от страха, унижения, стыда и презрения к самому себе.

С вечера до самого утра следак Витька по просьбе любимой просматривал записи с камер видеонаблюдения из «Чайхоны», сверял фото Рафика и Ушакова с теми, кто входил и выходил из клуба. Входящего Рафика он нашёл довольно быстро, а вот со вторым пришлось повозиться. Внимание Витька привлёк высокий сутулый парень в наброшенном капюшоне. Вообще-то в тот день было тепло и сухо. Он проверил. Парень не скинул капюшон с головы при входе. И на выходе тоже, он явно старался не попадать в обзор камер.

Витёк решил пока ничего не говорить Сашкиной подруге, отправился в «Чайхону» сам. Официант узнал в лицо Дмитрия Алексеевича Ушакова. И танцовщица тоже. Этот парень в капюшоне был единственный «белый» клиент, такие тут редкость. Он и ещё один. Витёк догадался – второй «белый» был шантажистом.

Когда Сашка рассказала ему историю своего психолога, Витька, если честно, в неё не поверил. Он сказал то же самое, что сказал Лене следователь по делу о наезде: вы серьёзно, глава крупной компании платит за то, чтобы кто-то кинулся под машину сопернику? Бюджетнику-врачу?

Витька позвонил напрямую Лене. Лена взяла трубку с первого же звонка. Ждала. Молилась. Она впервые в жизни молилась.

– Встретимся у следователя по делу о наезде. Доказательства у меня, – коротко сказал Витька.

Лена раньше не верила в Бога. Тем ранним утром поверила.

Если смотреть с высоты птичьего полета на питерскую окружную дорогу, то чем выше полет, тем все меньше и меньше кажется кольцо, машинки, мосты. Так и вокруг Димы сжималось кольцо. Он об этом ещё не знал. Но чувствовал. Тревога разбудила его.

Дима открыл глаза, найдя себя свернувшимся калачиком на детском диванчике в старой квартире. Дима взял из шкафа в большой комнате без обоев первые попавшиеся молодёжные штаны и толстовку, нашёл кеды, которые купил специально для бега. Всё это они покупали с Леной. Кажется, прошла целая вечность с того времени. Он был тогда окрылён и полон надежд. Ничего, он всё уладит сегодня и к вечеру заедет за Леной, чтобы поехать вместе в тот санаторий. Катя нахваливала место, а у жены губа не дура. О Кате он подумает чуть позже. Мысли скачут с одного на другое. Сейчас нужно сконцентрироваться на главном.

Дима вошёл в ванную, взгляд его упёрся в брошенные на полу мокрую одежду со следами крови Сучкова и залепленные кладбищенской глиной ботинки. Вот чем нужно сейчас заняться в первую очередь.

В зеркало на Диму смотрело бледное несчастное лицо с опущенными уголками губ. Сам похож на мертвеца. Для начала надо умыться. И перестать озираться в зеркало за плечо. Вчера – это было просто видение. У него сдали нервы, он слишком устал. Но когда он умылся и повернулся к полотенцу, едва не вскрикнул. Фиолетовый байковый халат матери висел на крючке. Под ним стояли её старые домашние тапки с помпонами. В воздухе стоял отчётливый запах материнских духов. Этого не могло быть. Он всё выбросил тогда, всё до единой её вещи! Но халат висел. И тапки стояли. Она была здесь.