Генри Сирил - Сценарий [litres]

Я замечаю дверь в подсобку или, может быть, на кухню. Она еле различима в свете фонаря, который освещает центр помещения и лежащего в этом центре Эла. Дверь завалена барными стульями, да и черт с ней.

Я не тороплюсь, не трогаю его, хотя меня сильно беспокоит, что, пока я рассматриваю старый хлам, Эл может тихонько скончаться и я пропущу этот момент. Наконец мои опасения берут верх, и я возвращаюсь к Элу. Сажусь рядышком на пол, подложив под себя свой рюкзак.

«Ты только не умирай, прошу…» – говорю я жалостным голосом, но тут же замолкаю. Простая, очевидная мысль поражает меня: впервые в жизни мне не нужно притворяться, я могу быть собой.

Я буду возвращаться к нему еще в течение нескольких дней, мы будем болтать о том о сем, и все это время я буду говорить ровным, спокойным, своим голосом.

Спасибо тебе за это, Эл.

Он очнется перед самым моим уходом. Попросит попить. Я снова налью воды в тарелку. Потом он будет задавать дурацкие вопросы, зачем да почему. Попросит отпустить; попросит вызвать «Скорую».

Я облегченно выдыхаю. Он явно набирается сил. Он не умрет, дождется меня.

«Завтра суббота, я приду пораньше. Принесу тебе чего-нибудь вкусного. Что ты любишь?»

«Пожалуйста… мне… мне кажется, у меня проломлен череп… чего ты хочешь?»

Я уже стою у самой двери, когда он это говорит. Взявшись за ручку, я оборачиваюсь и отвечаю:

«Я хочу увидеть, как ты умрешь, Эл».

«Господи, да что происходит?! Развяжи меня, малолетняя сволочь!»

Люди глупы, в который раз убеждаюсь в этом. Прошлым днем мне повезло – он так и не пришел в сознание до этого вечера. Но сегодня все могло закончиться катастрофой. Из-за волнения (приятное чувство; такое легкое, еле ощутимое) я забываю о том, чтобы заткнуть Элу рот кляпом. Ночью в этом районе достаточно тихо, а орать он будет, надо полагать, во всю глотку. И почти наверняка его кто-нибудь услышит. Но Эл сам напомнил об этом, когда закричал оскорбления мне вслед. Ему не достало мозгов заткнуться в тряпочку и молчать до тех пор, пока я не уйду. Впрочем, этому есть чисто психологическое объяснение, и умственные способности Эла здесь ни при чем. Он просто не может до конца осознать тот факт, что его жизнь находится в руках ребенка. Он не видит во мне настоящую угрозу.

Он крутит головой из стороны в сторону, когда я запихиваю ему в рот кусок поролона из матраса, а справившись, залепляю скотчем. Пришлось оторвать небольшой кусочек с его запястий, другого скотча у меня нет. Завтра я принесу все необходимое. Больше никаких спонтанных действий, говорю я себе. Если хочешь, чтобы в будущем все проходило как по маслу, всегда подготавливайся, не будь безмозглым подростком, иначе долго это не продлится.

«Придется тебе потерпеть без воды, извини».

Психологические барьеры и проломленный череп спустя два дня приведут Эла к смерти.

Я вышел из такси на Тридцать пятой, за несколько домов от нужного адреса.

Мне необходимо было успокоиться. Разложить по полкам все, что я сегодня узнал от Бретта Дойла. И уж тем более в мои планы не входило наброситься на Бака с кулаками. Во-первых, нужно сначала услышать его объяснения. А объясниться ему придется, теперь-то запудрить мне мозги у него вряд ли выйдет. А во-вторых, драться с Баком все равно что драться с бульдозером. Тем более такому калеке, как я. При желании он свернет мне шею с той же легкостью, с какой скручивает крышку с бутылки пива.

Я сбавил шаг.

Перед мысленным взором пронеслась картина: Бак, загнанный в угол собственной ложью, хватает со стола разводной ключ и со всей дури бьет меня им по голове, аккурат по вмятине в черепе.

Что за чушь. Совсем с катушек съехал?

И решительно двинулся к дому, в одной из квартир которого в настоящий момент Бак занимался косметическим ремонтом.

Поднимаясь по лестнице, я старался успокоить вихрь мыслей.

Некто по имени Колин Гаррет, сейчас содержащийся на лечении в психиатрической клинике, два десятилетия разыскивал меня по всей Америке, чтобы убить и забрать… книгу? Какое-то безумие. Но если все это правда (в чем я, надо сказать, далеко не был уверен. С чего мне вообще верить этому бог весть откуда взявшемуся частному детективу?), то кто же тогда жертва, а кто охотник? Если все именно так, как говорил Дойл, значит, вряд ли я был таким уж хорошим человеком, как полагали миссис Уэлч и остальные. Хороших людей не разыскивают полжизни, чтобы убить.

Что же ты натворил, приятель? Что?

И снова в голове вспыхнули голливудские образы: я, в черном обтягивающем комбинезоне, с маской на голове, проникаю в старинный особняк, пробираюсь сквозь хитроумные ловушки сигнализаций, сдвигаю одну из картин, висящих на стене; за картиной сейф; используя сложные отмычки, взламываю его и вынимаю старинный фолиант в обложке из толстой кожи, инкрустированной драгоценными камнями. Я прячу его в сумку и, перемахнув через окно, растворяюсь в черноте ночи.

Хватит, приказал я себе, остановившись перед дверью квартиры, откуда доносился приглушенный вой перфоратора. Сосредоточься на разговоре с Баком, вот что сейчас важно.

Я несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул и решительно застучал по двери.

Перфоратор умолк, послышались шаги, и дверь открылась.

– О! Привет, Борис, – радостно и удивленно воскликнул Бак. – Ты где пропадал? С утра до тебя не мог дозвониться. Проходи. – Он отступил вглубь коридора, давая мне дорогу. – Хорошо, что приехал, нужно отвезти копию договора заказчику. Такой прилипчивый мужик, я тебе скажу.

Я прошел в гостиную и опустился на кресло, накрытое клеенкой. В воздухе летала известковая пыль.

– Ты чего такой хмурый? – спросил Бак, оттирая куском тряпки ладони.

А я смотрел на него и никак не мог подобрать нужных слов, чтобы начать разговор.

– Да что с тобой? – Бак начинал всерьез беспокоиться.

Или делать вид, что беспокоится.

– Что-то случилось, Питер?

Питер. Вот и отлично. С этого и начнем.

– Когда ты дурачишься, – сказал я, – ты называешь меня Борисом. Когда серьезен – Питером. Но скажи мне, дружище, почему ты никогда не зовешь меня моим настоящим именем, м?

Я даже не старался скрывать желчь, которой пропиталось каждое мое слово.

– Не понял. – Бак насупился и пристально посмотрел на меня. – Какое еще настоящее имя?

Я действовал наугад. Интуитивно. Бак действительно мог не понимать, к чему я клоню. Да что там Бак, я и сам толком не знал, в чем именно я его подозреваю. Какая у него роль в этой цепочке? По дороге сюда я, конечно же, думал над этим вопросом. И как бы ни перемещал по пустой доске несколько найденных мною элементов пазла, я приходил к одному и тому же: Бак всего лишь засранец, который хотел подзаработать немного деньжат, узнав, что какой-то тип меня разыскивает. Он позвонил детективу, указал на меня пальцем и получил свои тридцать сребреников. А после, когда понял, что по его милости меня чуть не отправили к праотцам, решил помалкивать в тряпочку.