Анна Князева - Тени Старого Арбата [litres]

– Что?

– Зачем тебе звонил Рэмунас Ивари?

– Так, ерунда…

– И все-таки.

Кречетов ожидал подобный вопрос и с этого момента контролировал каждое свое слово.

– Он кое-что вспомнил.

Теперь замолчал Самаров, явно подбирая аргументы.

– И что же? Так ничего и не скажешь? Между прочим, меня это тоже касается.

– Ну, если тебе интересно… – Кречетов намеренно тянул с ответом и нагнетал напряжение, чтобы потом вызвать чувство облегчения.

– Мне интересно, – жестко, будто вколачивая гвоздь, проговорил Михаил.

– Утром, выходя из своей комнаты, Рэмунас видел Константина.

– Ах, это, – Самаров откинулся в кресле, и его взгляд потеплел. – Но мы-то с тобой знаем, что Константин ни при чем.

– Я так и сказал.

– Больше ни о чем не говорили?

– Ты же его знаешь. С ним особо не поговоришь.

– Это точно, – заметил Михаил и снова нахмурился: – Значит, в тебя стреляли. Что будем делать?

– Копать дальше.

– Кого будешь проверять на причастность?

– Ты же сказал, что в кабинете был Глеб…

– Кроме него сюда заходила Василина, могла зайти Эмма Леонидовна или Юлька.

– У всех есть ключи?

– Василина здесь прибирала днем. Ключ от кабинета передавал через жену.

– Ну вот… Выходит, что работы прибавилось, – пошутил Кречетов, памятуя о том, что все члены семьи Самаровых выше подозрений.

– Знаешь, друг… Мне иногда кажется, что мы так и не узнаем всей правды. Какое-то чертово колесо. Или ведьминский шабаш.

Кречетов насторожился:

– Как ты сейчас сказал?

– Ведьминский шабаш, – повторил Михаил, открыл ящик и положил туда «зауэр». Поразмыслив, он достал бархатную коробочку, открыл и показал Кречетову: – Как тебе? Сегодня забрал у ювелира.

Кречетов достал из коробки серьгу в виде веточки с четырьмя листами и шестиугольным розовым камнем.

– Почему одна?

– Купил эти серьги на аукционе с сертификатом, подтверждающим, что их в тысяча девятьсот третьем году заказал мой предок в ювелирном доме Лорие. Подарил их Юльке, а она одну потеряла. Пришлось делать парную. Вот ведь дуреха… – Михаил понурился и, взглянув на Кречетова, мрачно сказал: – Зря я их купил. С самого начала было предчувствие, что ничем хорошим это не кончится. Кажется, Юлька что-то скрывает от меня. – Вдруг, вскинув голову, он крикнул в сторону двери: – Ну что там еще?

Голос Василины проговорил:

– Михаил Иванович, к вам пришли.

– Кто?!

– Адвокат и нотариус.

– Ах, да! Я и забыл, – сказал Самаров и, в ответ на любопытный взгляд Кречетова, заметил: – Прости, в другой раз договорим.

Столкнувшись в дверях с двумя мужчинами, которые скорее напоминали сотрудников похоронной службы, Кречетов перешел в библиотеку. И не потому, что ему туда было надо, а потому, что это первое пришло на ум.

Появление в кабинете Самарова юристов наталкивало на мысли о завещании, и это настораживало. Кречетов был уверен, у такого щедрого, но предусмотрительного человека завещание давно было составлено. Значит, в его представлениях о жизни и близких людях что-то переменилось.

Размышляя, Кречетов перемещался по библиотеке от стеллажа к стеллажу, однако намеренно не подходил к портретам четы Самаровых. Более того, их незримое присутствие напрягало его, словно таило в себе тайну, которую не дано разгадать.

Перелистав пару книг, Кречетов направился к двери, однако, открыв ее, сразу закрыл. Все, что он успел разглядеть, представляло такую картину: у кабинета, прижавшись ухом к двери, стояла дочь Михаила.

– Максим? Кречетов? – голос в трубке принадлежал криминалисту Нине Ивановне. – Анализ готов. Надо поговорить.

Кречетов включился в диалог:

– Приехать или по телефону?

– Лучше приезжай. Это не телефонный разговор.

Спустя минуту Кречетов спустился во двор, сел в машину и выехал за ворота.

У здания, где располагалась экспертно-криминалистическая лаборатория, он был через двадцать минут. Зная, что без пропуска в лабораторию не пройти, Кречетов позвонил по телефону и коротко сообщил:

– Я здесь, внизу.

Вскоре Нина Ивановна вышла с пакетом, в котором лежал термос. Протянув его, она сказала:

– Твое вещественное доказательство. Заключение с химическими показателями тоже внутри.

– Разумеется, оно не официальное, – с ходу решил он.

– Разумеется – нет.

– А если коротко?

– В термосе был кофе с молоком и лошадиной дозой антигистаминного препарата первого поколения, который вызывает сонливость вплоть до отключки.

– Хозяин термоса был аллергиком, – заметил Кречетов.

– Нормальный человек столько не примет. Да и зачем добавлять препарат в кофе? Выпил таблетку – и все. Не-е-ет, Максим, – протянула Нина Ивановна. – Твоего водителя намеренно опоили, довели до бессознательного состояния и, как результат, до гибели в автокатастрофе.

– Что с отпечатками?

– Их – десятки. Принимая во внимание, в каком доме служил этот человек, к термосу наверняка приложились повара, горничные и прочая челядь. А потом еще и пара-тройка гайцов, которые осматривали автомобиль после аварии.

– Это все?

– Да.

– Спасибо, Нина Ивановна. Я ваш должник, – сказал Кречетов, и она улыбнулась:

– Запомню.

Кречетов отъехал от здания и безо всякой цели начал колесить по Москве. Думая о доме Самаровых, он представлял его обитателей зимним клубком змей, за какой хвост ни потяни, головы не найти. В этом доме убивали людей и, как сказала Леся, все были заодно.

Поддавшись мрачному настроению, Кречетов понимал, что заблуждается: среди домашних были порядочные люди, но как их разгрести на чистых и нечистых, пока не знал. К Самаровым ехать не хотелось. Будь его воля, он тотчас бы уехал домой в Вязьму. И только обещание, данное Михаилу, заставило его повернуть в арбатский особняк.

Входную дверь Кречетову открыла Василина. Определив по лицу его плохое настроение, она посторонилась и вернулась к Эмме Леонидовне перебирать содержимое комода в прихожей.

Шагнув к лестнице, Кречетов вспомнил, что не выполнил поручение Михаила. Он развернулся, направился в чулан, включил свет и, не найдя старухиных чемоданов, выглянул в прихожую.

– Куда подевались вещи Полины Аркадьевны?

– Переставили на дальний стеллаж, – ответила Эмма Леонидовна. – Чемоданы мешают, а ее сыновья не торопятся их забирать.

– Понял. – Кречетов вернулся в чулан и прошел в конец помещения. Там отыскал чемоданы и положил иконку в один из них.

Собравшись уходить, он вдруг увидел знакомую сумку. Не сразу сообразив, в конце концов вспомнил, что тысячу раз спотыкался о нее в собственной прихожей, после того, как сын возвращался с тренировки домой. Трясущимися руками он расстегнул сумку и прочитал на внутренней стороне надпись: