Ингар Йонсруд - Калипсо

– Что вы об этом думали? – спросила Кафа.

Эгон Борг вопросительно посмотрел на нее.

– У меня сложилось ощущение, что у вас… – Кафа нахмурилась… – сложилось о ней какое-то мнение. Что у вас есть мысли о ее характере.

Борг чуть заметно покачал головой.

– Ну, – сказал он – Не то чтобы я винил Агнес в чем-то.

Он перевел дыхание.

– Странно говорить это. Как будто выдаю тайну. Но изначально Агнес была влюблена в меня. Она была не в моем вкусе, и когда я встретил Сюзанну… она стала встречаться с Акселем. Никакой большой любви между ними не было.

– Не в вашем вкусе? – спросила Кафа.

Эгон Борг закрыл лоб ладонями.

– Как я уже сказал, мне довольно неловко сидеть здесь, двадцать пять лет спустя и болтать о таких… делах давно ушедшей молодости. Но да, Агнес не в моем вкусе. Она чересчур своеобразна. Ей как будто необходимо было постоянно вести себя вызывающе, как со старшими, так и с ровесниками. Она бывала весьма провокационной. Кроме того, у нее был … сексуальный темперамент. Знаете, бывает, кто-то взглянет на вас и вы понимаете, что вас… хотят.

Агнес родом из благополучной семьи. Мать была профессором, а отец занимал высокую должность в нефтяной компании. У них были старомодные взгляды на воспитание. Агнес должна была быть тихой, послушной и добропорядочной. Поэтому Агнес выносила свои эмоции за пределы дома. Она была громогласной, дерзкой, дралась и рано начала употреблять алкоголь.

– Ходили слухи, что у нее был интим с кем-то из учителей. С соседкой… Агнес утверждала, что та ее изнасиловала. Вокруг Агнес постоянно ходили такие истории. Зачастую они касались тех, к кому у Агнес были какие-то претензии.

Борг помедлил. Слегка понизил голос.

– Знаете, что я думаю? Хоть все и знали, что соседская женщина была кобелихой, не думаю, что Агнес рассказала правду. Эти слухи про учительницу, теперь, когда я стал старше, я уверен, что Агнес сама их пустила… У Агнес не было счастливого детства. Тогда я не мог облечь это в слова. Но она рано начала манипулировать людьми, примеряя на себя роль жертвы. Так ей удавалось снять с себя ответственность за свои поступки.

– Жестокое утверждение, – постановила Кафа.

– Ну, вы сами спросили. Как я уже сказал, я не люблю говорить об этом. Все, что я знаю – Агнес давно замужем и отличная мать своим детям.

На площади задул ледяной ветер, когда Борг проводил их за шлюз безопасности и попрощался. Фредрик с Кафой вышли на Гласисгата, маленький отрезок дороги, ведущий от Министерства обороны и офиса премьер-министра к крепости Акерсхюс. Кафа натянула шарф, а Фредрик поднял воротник куртки до подбородка. Мимо проехала большая правительственная машина. В ее затемненных стеклах Фредрик не увидел ничего, кроме своего отражения.

У старого Военного госпиталя, розово-коричневого деревянного здания на Грев Ведельс пласс, он остановился.

– Ну, что думаешь?

Кафа в сомнении покачала головой.

– Единственное, что у нас есть на Агнес Усе, – то, что она врач. А Акселю Тране помогал добывать инсулин кто-то с медицинским образованием. Но я проверила. Она не выписала ни одного рецепта на инсулин.

Как только она встретилась глазами с Фредриком, ветер сменился, и сырой морской воздух поднял снег на лужайке перед ними. Он парил над площадью как туман.

– Эгон Борг описывает ее как пылкую, спонтанную душу. Но когда мы рассказали ей, что ее бывший умер не двадцать лет назад, а только пару недель как, ее лицо ничего не выразило.

– Но Борг говорил еще и о манипулировании, – возразил Фредрик.

– Именно. Меня не покидает ощущение, что Усе спланировала свою реакцию на сообщение об Акселе.

Кафа чуть помедлила.

– Кобелиха, – сказала она. – Борг кажется таким тихим. Как думаешь, он что-то имеет против лесбиянок?

Фредрик покачал головой.

– Люди как люди, – только пробормотал он.

Он замерз и хотел вернуться в машину, но Кафа дотронулась до его локтя.

– Слушай, Фредрик. Нам нужно поговорить.

Восемь минут спустя они сидели в неуютном кафе-баре на Конгенсгате. Барные табуреты были сделаны из пластика и в не очень красивых цветах. Фредрику принесли салат с пастой в плошке, а Кафа, вместо того, чтобы пить свой смузи, делала в нем дырки, безостановочно сливающиеся вместе.

Раньше они уже сидели вот так. Он не совсем помнил, где и когда, но это было в подобном месте, и он рассказал ей о смерти Фрикка и разрыве с Элис. Он думал, что это отпугнет ее от него. Но эффект оказался противоположным.

– Что случилось, Фредрик? Что случилось с нами? Разве мы не были друзьями?

Кафа уткнулась взглядом в стакан, и это позволило ему рассмотреть ее. Длинные черные волосы, превращающиеся в похожий на вату пух вниз от ушей по верхней части щек. Полные губы, которые однажды поцеловали его в щеку. Он все еще помнил быстрые мурашки по коже.

– Ты меня оттолкнул, – сказала Кафа.

Фредрик заметил, как у него загорелись щеки. Ему это было неприятно.

– Я не планировала поднимать этот вопрос. Но теперь, когда мы снова работаем вместе… меня это мучает. Я хочу знать, что случилось.

Фредрик мог рассказать ей, что случилось. На самом деле все довольно просто. Он выбрал путь наименьшего сопротивления. Вместо того, чтобы отказать Беттине в переезде к нему с вещами и с ее чертовой псиной, он тяжело сглотнул и решил, что да, пусть будет так. Беттина так сильно хотела любить его, и она ему нравилась. Ему нравилось смотреть, как она раздевается, нравились ее маленькие груди, узкая задница, он наслаждался, проводя пальцем от ямки вверху между ягодицами вниз в пропасть, где загибался позвоночник. Следовать по косточкам вверх по спине, класть руку ей на шею и хватать сильнее, сжимать, пока она не застонет от удовольствия и боли, раздвигать ей ноги в стороны и трахать. Он любил закрывать глаза и представлять, что это Кафа.

Гордился ли он этим? Нет. Стыдно ли ему за это? Нет.

– Кафа, – сказал он, воткнув вилку в салат, отодвинув пластиковую плошку и дождавшись, пока она на него посмотрит. – Всего месяц назад я очнулся в больнице, с тяжелым похмельем и накачанный лекарствами. Врачи думают, что я пытался покончить с собой. Сам я, правда, понятия не имею, что случилось, потому что ничего не помню. Ни хрена. Я старше тебя, я был твоим начальником, у меня двое детей, которые вот-вот станут взрослыми, бывшая жена и сожительница. И собака с приступами диареи. На меня нельзя делать ставку.

Он услышал, как грубо это прозвучало. Жесткий отказ. Но так нужно было сделать.

– Извини, если позволил думать тебе что-то другое.

На мгновение ее взгляд застыл на нем. Ее рот приоткрылся. Выражение лица стало недоверчивым, почти шокированным, и вдруг она фыркнула. Кафа над ним смеялась! Она встала, надела пальто и бросила ключи на стол.