Ингар Йонсруд - Калипсо

– Привет. Я должен изви…

– Каин звонил.

– Что?

– Он хотел поговорить со следователями, которые были дома у Лин.

– Как он узнал, что мы были у Лин?

– Понятия не имею, Фредрик. Может, поговорил с соседкой. Может, следил за квартирой. Он сказал, что только что видел Лин и что она в опасности. Сказал, что знает – мы ищем врача. Утверждает, что у него есть что-то, что изменит все.

– Врача? Агнес Усе?

– Не знаю.

– Или он имел в виду Расмуссена? – продолжил Фредрик. – Он же фармацевт. Может быть, он говорил о Расмуссене?

– Фредрик, я не знаю.

– Изменит все? Что все? Что он сказал?

Фырканье Кафы явно говорило, что она больше не хочет слушать вопросы, на которые у нее нет ответа.

– Он хочет, чтобы мы приехали одни. На стройку в Серенга.

– Когда?

– Сказал, что времени в обрез.

– Как он тебе показался по голосу?

Кафа чуть подумала.

– Адекватным. По голосу он казался адекватным.

Фредрик быстро подошел к Якобу. Сын, судя по всему, нашел общий язык с атташе. Протянул Якобу лежавшие в кармане купюры.

– Мне нужно работать. Купи что-нибудь вкусное в антракте и возьми такси домой после. Ладно?

Взгляд, который послал ему Якоб, был таким холодным, что это, наверное, был аванс черт, унаследованных им от матери.

– Прошу прощения, господин Ларинов. Не могли бы составить компанию моему сыну?

Русский поднял брови.

– Я вам не сиделка.

– Ну, в любом случае вы сидите рядом. Решите сами.

Зимний туман окутал пеленой залив Мотовский. Прохладный ветер относил к земле влажную дымку. На бесснежные гладкие скалы вдоль побережья к белоснежной бескрайней тундре за ними. Там туман встречался с холодным воздухом, и пелена становилась стеной, серо-белой массой, стирающей границу между землей, горизонтом и небом.

От дымки намокли белые маскировочные костюмы. Холодная, она оседала на лбу двух солдат из подразделения, лежавших в укрытии, на самой границе покрытого снегом плато. Влажная пыль превращалась в капли, которые приходилось постоянно смахивать с металлических частей оружия.

Долгое время солдаты молчали, пока один из них не нарушил тишину.

– Ты думал о том, чем мы на самом деле здесь занимаемся?

Аксель Тране посмотрел на Эгона. Лицо было разрисовано толстым слоем камуфляжного грима.

– Военной операцией на чужой земле? С флагом в руках? Это же определение вторжения. Объявление войны.

Эгон пожал плечами.

– Только если нас схватят, – сухо ответил товарищ и протянул Акселю бинокль, указав на низкие облака. – Смотри.

Белая сова была впечатляющим зрелищем. Самец, почти полностью белый, всего с несколькими черными пятнами. Он парил широким кругом, несомый крыльями размахом не менее полутора метров.

– Говорят, они могут углядеть мышь с расстояния более километра, – задумчиво произнес Эгон.

– Примерно как и мальчишку, да, – ответил Аксель.

Эгон не засмеялся.

– Стаффан Хейхе, – только сказал он. – Какого черта он тут вообще делает?

Они знали, что там, где горные просторы начинают идти под уклон к Лицафьорду, есть брошенная охотничья сторожка. Там находилась база Дикой норки, и приблизительно оттуда поступил аварийный сигнал. План был таков: как только стемнеет, они пересекут небольшой отрезок тундры, находящийся между ними и сторожкой.

Через несколько секунд задумчивой тишины Эгон продолжил:

– Сержант Бакке и капрал Хейхе обладают компетенцией для выполнения этого задания, – пробормотал он.

Аксель узнал эту фразу. Это были слова майора Гунна во время ориентировки. Единственное объяснение, зачем эти двое пошли с ними, которое им предоставили.

– Кто послал нас сюда? – спросил Эгон.

Аксель, сняв перчатки, начал лепить из липкого снега плотный шарик. Хотя они находились сильно выше шестьдесят девятой широты, арктическая зима была мягкой. Всего пара градусов ниже нуля. Об этом позаботилось Атлантическое течение.

– Что ты имеешь в виду?

– Норвегия не вторгнется в Россию в одиночку.

Аксель посмотрел в ущелье. Отсюда ему едва было видно бухту. Он, словно гранату, попытался перекинуть снежок к подстилке, на которой отдыхал сержант Бакке.

– Операция НАТО, – сказал он. – Вот что я думаю.

– А что тогда насчет мальчишки? Швеция – не член НАТО. Если такое вообще возможно, то для солдата из нейтральной Швеции еще хуже, чем для норвежца, оказаться пойманным на задании в России. Мы, по крайней мере, можем сослаться на старую привычку.

Аксель удрученно просопел.

– Так кто?

– Не знаю. Но это кто-то покрупнее Норвегии. И не из НАТО.

Аксель ожидал, что температура упадет, когда наступит темнота, но ночь принесла перемену погоды. Снег стал слякотным, а вязкий туман ухудшил обзор. Аксель просто горел под белым влагозащитным костюмом. У Эгона и сержанта Бакке были винтовки AG3, у Акселя и остальных – автоматы. Кроме этой обычной ноши они тащили на себе и водолазное оборудование, и надувную резиновую лодку, снайперскую винтовку Хейхе и туго набитую сумку Бакке с маркировкой «военно-медицинская служба». Они ничего не оставили.

Хотя дистанция была не длинной, переход занял достаточно времени. Они не знали, был ли у русских патруль, поэтому следили за углублениями в волнистой поверхности тундры. Но никаких человеческих следов они не нашли. Только камни, грязь и снег. Примерно через два часа лейтенант Фальсен поднял руку, подозвав всех к себе.

– Сторожка. Последнее место нахождения Дикой норки, – прошептал он, показывая.

Они дошли до долины Лица. Небо перед ними прояснилось, и были видны сияние звезд и свечение луны. Здесь туман ускользал в низину и обзор улучшался. Дышать стало легче. Они увидели только крышу. Сторожка находилась в узкой расселине, ведущей вниз к фьорду.

– Тране и Бакке, вы заходите внутрь. Ждите, пока мы не окружим хижину.

Остальные из патруля тут же исчезли. Если бы в хижине находился кто-то еще, кроме Норки, у него не было бы возможности сбежать. Аксель посмотрел на сержанта. Тот снял капюшон, и на лысой голове заблестел пот. Нижняя челюсть ходила вперед-назад, а зубы издавали низкий скрежещущий звук. Бакке не смотрел на него и ничего не говорил, только озирался по сторонам своими глазками бультерьера.

– Пошли, – сказал он наконец и согнувшись двинулся вперед.

Охотничья сторожка была едва ли больше дома-фургона. Она была сделана из толстых рубленых бревен, которые, должно быть, привезли, потому что здесь не росло ничего, кроме карликовых березок и кустарников. Приблизившись, Аксель почуял запах смоленой древесины. Дверь низкая и косая, подбитая от косяка до косяка широкими, крест-накрест, досками. Ни замка, ни щеколды, только ржавая железная дверная ручка. Каменная плита перед входом. Две дырки вырезаны для вентиляции в заросшей мхом крыше.