Ингар Йонсруд - Калипсо

Фредрик исподлобья поднял глаза на нее.

– А мы, люди, тоже не можем?

– Нет. По крайней мере, не мы.

«Погибший был застрелен одним выстрелом в сердце. Пуля (калибр 38) была выпущена из полицейского револьвера PN393810 (марка «Смит и Вессон Спешиал»). Смерть наступила мгновенно».

Эти слова были в отчете под грифом «Секретно». А дальше читать Фредрику не было необходимости. Восемь лет назад в полиции собрались заменить старые револьверы «Смит и Вессон». За исключением отряда мгновенного реагирования. Они уже пользовались новым оружием, пистолетами «Глок».

Тем единственным, кто стрелял в сына Педера Расмуссена из «Смита и Вессона», был Андреас.

Мы окружены тьмой. Так сказала мать. Андреас был прекрасным стрелком. Этот отчет просто подтвердил то, что коллега и так уже знал. И он должен был знать это с того самого момента, как прозвучали выстрелы.

И мало того, он вынужден был держать все в себе. Чувствовал ли он себя преданным? Конечно, а разве не было предательством то, что трое полицейских из отряда взяли на себя вину, хотя не стреляли в мальчика? Было бы невероятно, если бы все трое промахнулись с такого расстояния. Они просто не были готовы убивать. Они были скорее согласны принять ту пулю, нежели выстрелить в ребенка.

И есть ли предательство в том, что не стреляешь в ребенка?

Фредрик высморкался и стал листать дальше. Один из документов привлек его внимание. На нем в верхнем правом углу была отметка. Герб. Два черных ворона. Птицы Одина, Хугин и Мунин. Шпионы одноглазого бога викингов. Их и представляют собой зоркие агенты военной службы разведки, и вороны являются их символом.

Содержание документа было таким же кратким и сухим, как и отправитель. Ходатайство о досрочном освобождении Педера Расмуссена, как только он отсидит минимальный срок. «В целях государственной безопасности». Никаких объяснений. Никаких вопросов. Прочитав это, Фредрик будто бы услышал глубокий женский голос. Письмо было подписано майором Юдит Йедде.

Вот где была тьма Андреаса. В знании, что он убил ребенка. В знании, что человек, виновный в его выстреле, отпущен на волю всего через каких-то семь лет.

Почему? Этот вопрос, должно быть, рвал его на куски. Почему? Как они могли сделать такое?

Конечно же, Андреас кружил вокруг огня. Конечно же, он сжег свои крылья.

Теперь Фредрик как нельзя лучше понял ненависть в словах Андреаса о тайных службах. Его обвинения, что они только притворялись, будто хотели поделиться информацией с полицией, а на самом деле преследовали свои цели. Потому что Андреас знал, что Юдит Йедде и загадочный Свен не просто боялись угрозы королевству. Они должны были контролировать Педера Расмуссена. Потому что если он действительно был террористом, и они отпустили его на свободу….

Фредрик встал, снял куртку и вытер пот подмышками. Способность понимать начала улетучиваться. Теперь он сам задавался вопросом. Почему? Почему Андреас лгал ему? Тормозил расследование, сдал его Коссу. Почему он позволил недоверию так сильно вырасти во Фредрике, что в конце концов Фредрик стал бояться, что товарищ направит на него оружие?

Он схватил со стола мобильный. Здесь было видео с того вечера, когда Фредрик пытался покончить жизнь самоубийством. С того вечера, когда Педер Расмуссен исчез в реке. Фредрик понял, что это и есть его свет, и он не сможет противостоять ему.

Быстрые шаги тяжелых сапог по асфальту. Звук различить легче, чем картинку, потому что было видно только серо-черную массу, которая скользила туда-сюда по маленькому экрану телефона. Камера направлена на землю. И тут он услышал голос.

– Эй, ты! Гондон!

Шаги замедлились, и камеру подняли. Хотя картинка была маленькой, Фредрик узнал место. В парке, вдоль реки Акерсэльва в Грюнерлекка, где ее пересекает маленький деревянный мостик.

Две фигуры были почти у моста. Одна в костюмном пиджаке, вторая – немного перекошенная и чуть хромающая, с тростью. Андреас и он сам.

– Гондон!

Они остановились на мосту и повернулись к человеку, снимавшему их. Фредрик казался удивленным, пьяным и раздраженным. Андреас замер посреди моста.

– Гребаные детоубийцы. – Голос уже не был криком. Но в нем звучала злоба.

Фредрик увидел себя, как он сам пошел вперед, пошатываясь.

– Как ты меня назвал?

Человек с камерой стоял, не двигаясь. Картинка была стабильной. На экране появилось лицо Фредрика. Глаза блуждали, белые губы натянуты.

– Спроси его, – сказал мрачный голос.

И тут он услышал Андреаса.

– Плюнь на него. Пойдем.

Фредрик посмотрел прямо в камеру. Редко увидишь собственное лицо в самом уродливом виде. Яростное, пьяное и одуревшее.

– Какого хрена ты там снимаешь? Где я видел тебя раньше? – спросил Фредрик.

– Спроси его, – повторил мужчина.

И снова прозвучал голос Андреаса.

– Фредрик. Не сейчас. Пойдем.

Фредрик увидел себя с поднятым пальцем. Палец дрожал. В сантиметре от объектива. Затем он фыркнул и отвернулся.

– Идиот.

Он медленно пошел прочь.

Фредрик дошел до Андреаса, и тот хлопнул его по спине.

– Фигерас! У тебя есть кое-что мое. Бумаги. Я с тобой не закончил. С вами обоими. Любишь своих детей, Бейер? Якоба и Софию? И я тоже любил своего мальчика. Око за око, не так ли?

Ищи цепочку. Воспоминание. Ведь мозг ничего не забывает. Забываешь только ты сам. Так сказал полицейский психолог. Угроза его детям. Их имена. Вот цепочка Фредрика.

Он остановил видео. Больше ему смотреть было не нужно. Тьма расступилась, и воспоминания пролились на него. Теперь он вспомнил, что случилось тем вечером.

Гнев поднялся в сердце. Это была его ахиллесова пята. Это была ахиллесова пята всех полицейских. Дети. Сюда заходить запрещено. Вскипев от адреналина и желания применить силу, Фредрик резко развернулся. Педер Расмуссен был одного с ним роста, но намного мощнее, в объемном коричневом пальто. Расмуссен отбросил мобильный и поднял кулаки. Круглая блестящая голова блестела, маленькие косящие глаза сощурены. Он искривил пасть в надменной ухмылке.

– Теперь ты меня узнал?

И Фредрик набросился на него. Поднял свою трость эбенового дерева, но Педер Расмуссен был подготовлен к удару. Не успел Фредрик замахнуться, как Расмуссен прибавил скорости и головой и плечом ударил Фредрика в грудь. Из Фредрика выбило воздух, и он отпрянул назад и упал на пешеходную дорожку. Голова встретилась с асфальтом, и лучи белого, красного и желтого цвета выстрелили перед глазами. Он ощутил вкус крови во рту и жгучую боль в шее и затылке.

«I'm Popeye the Sailor Man, I'm Popeye the Sailor Man [46] Я Моряк Попай. Я Моряк Попай ( англ .). .

Фредрик ждал, что громила прыгнет на него. Но этого не произошло. Он услышал громкий стон, как будто два тела с разбега столкнулись, и ругань Андреаса.