Ингар Йонсруд - Калипсо

Она опустила руки.

– Инкубационный период оспы – от восьми до десяти дней. Я не знаю, где заразился Исмаил Салебан. Это могло случиться в Норвегии, в Сомали или в пути. Но вирус, которым он заразился, был особенным. Мы взяли пробы, когда Исмаил болел. Он не похож ни на что из того, что я видела раньше. Я опасаюсь, что вирус, с которым мы столкнулись сейчас, модифицирован. Усовершенствован. Чтобы вакцины, которые мы имеем, не действовали на него.

Усовершенствован. Можно же и так на это посмотреть.

Косс, получив требуемый ответ, спросил:

– А это… это возможно? Модифицировать его таким образом?

Юханссен объяснила, что, когда закончилась холодная война, началась утечка информации о Биопрепарате . Стало известно, что Советский Союз разработал боеголовки, направленные на запад против больших городов, готовые к заряду биологическим оружием. Двадцать тонн жидкого вируса оспы лежали наготове на советских военных базах. Запад отреагировал на это с нескрываемой яростью, и чтобы успокоить возбужденные умы, команде британских и американских специалистов по биологическому оружию предоставили возможность посетить установку под названием Вектор, в Сибири. Это было в январе 1991-го. Там, в здании номер шесть, находилась лаборатория. Когда инспекторы захотели войти в нее, им сообщили, что они должны убираться вон.

– Они рассказали, что вакцины, полученные ими в своих странах, не работали, – сказала Юханссен.

– Разве вы не могли использовать вирус мальчика, чтобы разработать новую вакцину?

– Могли. Но это затратно по времени. И дорого. Кто будет платить за разработку вакцины против вируса, существование которого власти даже не признают? И кто ее купит?

Юханссен сложила руки.

– Если измерять по количеству смертей, оспа – худшее проклятие человечества. В прошлом веке болезнь забрала больше жизней, чем Гитлер и Сталин вместе взятые. Намного больше. Официально сохраняются только два образца вируса. Один в лаборатории в Москве и один в лаборатории в Атланте, в США.

Она на секунду остановилась и продолжила:

– Американцы классифицируют оспу как Biosafety Level 4 [41] Четвертый уровень биологической безопасности ( англ .). . Самый опасный тип вируса из существующих. Он смертелен, чрезвычайно заразен, и против него мало вакцин. Мы никоим образом не готовы к вспышке. А если еще и окажется, что имеющиеся у нас вакцины не действуют…

Она покачала головой.

Кафа поднялась.

– Вы упомянули о заморозке?

– Да. Пока вирус находится в глубокой заморозке, минус семьдесят градусов по Цельсию или ниже, он может храниться очень долго. Почти вечно.

– О, Господи, – сказала Кафа. Встала и быстро вышла.

Эгон Борг, выходя из кабинета начальника управления Неме, выглядел серьезным. Кафа ждала его на одной из неудобных лавок в коридоре. Маленькая приклеенная на пиджак бумажка говорила о том, что Борг зарегистрировался у шлюзов безопасности главного входа.

Она предложила проводить его вниз. Но у лифта остановилась.

– Борг. Я хочу вам кое-что показать. Хочу услышать ваше мнение.

Он раздраженно кашлянул и бросил взгляд на наручные часы.

Она провела его в комнату для допросов.

– Здесь вы допрашивали меня в последний раз. Узнаю жирные пятна на зеркале, – сказал он, кивнув в сторону одностороннего окна.

Кафа взяла свою сумку на колени.

– Да… – ответила она отстраненно. – Его следует помыть. Хотите что-нибудь попить?

Он нетерпеливо покачал головой.

– Это ведь не займет много времени?

Она положила свои часы на стол.

– Вы знали, что Агнес Усе заявила в полицию об ограблении врачебного кабинета в северной Норвегии весной 1992-го?

Он раздраженно посмотрел на нее.

– Это, должно быть, случилось сразу после вашей секретной операции в России. Она работала там врачом, чтобы жить рядом с Акселем…

– Да. Это же была ошибка, – грубо прервал он ее. – Их отношения закончились еще до того, как она приехала на север. Но я не уверен, что понимаю, как это связано со мной.

Кафа пожала плечами.

– Участковый в Тьельсунне не выказал особой радости, когда я попросила его отыскать это дело. Кража двадцатипятилетней давности. Не раскрыта и нет подозреваемых. Замок в кабинете был нетронут, разбито только окно. Единственное, что украли, это морозильник, вроде тех, что используют для замораживания биоматериала. Он весил более шестидесяти килограммов, тот морозильник. Вы можете представить, как вор мог унести его?

Эгон Борг сильно шмыгнул носом, достал из кармана куртки спрей для носа и замялся, как будто бы решая, может ли позволить себе сделать еще одну затяжку или нет. Решил не делать.

– Нет, – резко сказал он. – Не могу. Что вы хотели мне показать?

Кафа никак не отреагировала на его требовательные интонации.

– Агнес, с ее… несколько нестандартной личностью. Вы не думаете, что она сама украла его?

Теперь головой покачала Кафа.

– Но она была тщедушной маленькой женщиной. Мне трудно это представить. Если только ей не помогли, – предположила она.

Борг облокотился на стол.

– На что вы намекаете, Кафа Икбаль?

– Вы можете рассказать мне о той ночи, когда ваша жена была покалечена? О вашей свадебной ночи?

Фредрик почувствовал от своего локтя слабый запах травы, деревни и неспелых яблок и перевернулся на спину. Он спал тяжело, и ему снились мучительные сны, голова была точно свинцом налита, и язык безжизненно прилип к глотке. Он хватал ртом воздух.

Как может чувствовать себя человек на следующий день после похорон друга? Фредрик понятия не имел, но был рад, что принял душ этой ночью. Он натянул одежду, отломил кусочек питы и вышел на улицу.

Выходя из лифта в участке, он столкнулся с Себастианом Коссом. Фредрик, сжав зубы, встретился с ним взглядом. Инспектор кратко поприветствовал его. В его глазах тлела злость. Могла ли Гюру ему рассказать? Что она вообще имела в виду, сказав, что Себастиану он вообще-то нравится, когда Фредрик проник в нее? Странное высказывание для такого момента.

Фредрику во всяком случае было трудно найти какие-то следы дружелюбия в закрытом лице Косса. Начали ли они подозревать, что он знает о смерти Андреаса больше, чем рассказывал?

Он сглотнул и ускорил шаг по коридору.

Было время ланча, и только несколько следователей остались сидеть в опенспейсе. Кафа была на допросе, чему он обрадовался. Он не знал, что ему стоит ей сказать. Нужно ли признаться, что он тайком подсмотрел ее телефон? Он знал, как бы отреагировал сам, если бы кто-то влез в его мобильный. Он был бы в ярости. В страшной ярости.

У письменного стола, который они делили с Андреасом, он различил фигуру, одетую в белое. Темные волосы собраны в хвост. Тересе Грефтинг. Судмедэксперт сидела на стуле Андреаса. Кто-то поставил на стол картонную коробку, но ничего в нее не положил. Бумаги все еще были разбросаны, кружка, которую Андреас свистнул после учебного посещения Der Polizeipräsident in Berlin [42] Начальника полиции в Берлине ( нем .). , была в пятнах засохшего кофе, под столом шумел вентилятор компьютера. Словно Андреас только вышел на ланч.