Джули Кларк - Последний рейс

Небо на востоке начинает понемногу светлеть, и вместе с солнцем просыпаются птицы. На первых порах их голоса звучат тихо, робко и разрозненно, однако постепенно они набирают силу и сливаются в веселый гомон. По дороге проезжает первая поливальная машина. В небе, мигая огнями, летит самолет; на его борту сонные пассажиры, как и те, что летели рейсом 477, просят стюардессу принести кофе и ни капли не сомневаются, что долетят слегка усталыми, слегка помятыми, но целыми и невредимыми.

Я оглядываюсь вокруг и вспоминаю свои студенческие годы. Мама ужасно мной гордилась. Я первая из нашей семьи поступила в колледж, да еще и в такой престижный. В день отъезда Вайолет обняла меня со слезами и не хотела отпускать. Маме даже пришлось расцеплять ее руки.

Мне было десять, когда сестренка родилась. Ее отец уехал из города сразу после того, как мама сообщила о своей беременности – просто сбежал, к моему огромному облегчению, и думаю, что и к маминому тоже. Ей везло на неподходящих мужчин, ненадежных, необязательных проходимцев, таких, как мой отец, который исчез, когда мне исполнилось четыре года. «Что ни говори, а я осталась в выигрыше», – любила повторять мама. Она считала, что нам троим никто не нужен. И я, в общем-то, с ней согласна. Хотя время от времени я мечтала, чтобы появился кто-то, кто мог бы разделить с ней бремя и позаботиться о нас, – чтобы мы стали обычной семьей, какие показывают по телику и описывают в книжках. Я видела, что маме нередко бывает одиноко и что она сильно устает, зарабатывая нам на жизнь и решая все проблемы сама.

Конечно, по мере сил я старалась помочь ей. Ухаживала за Вайолет с первого же дня, кормила ее, укачивала, меняла ей подгузники, присматривала за ней, когда мама работала, научила ее играть в «Монополию» и завязывать шнурки. Расставание с семьей далось мне очень нелегко, но мне было просто необходимо проверить себя в большом мире, примерить на себя новые роли, помимо послушной дочери и любящей сестры. Училась я с тем же рвением, что и помогала маме, стараясь реализовать самые заветные мечты. И в конце концов поплатилась за то, что бросила дом в погоне за честолюбивыми фантазиями.

Я могла бы поступить в местный колледж, пусть и менее престижный. Подрабатывала бы в свободное время, а вечера проводила бы дома вместе с мамой и Вайолет за нашим шатким кухонным столом под уютным абажуром. Мама бы разгадывала кроссворды, а мы с сестрой играли бы в карты.

Только я покинула их, и с тех пор так больше и не обрела своего дома.

Небо розовеет. Фонари гаснут. Как приятно просто сидеть, никуда не торопясь и не думая о том, что случилось. Увы, я не могу себе этого позволить. Расслабляться пока рано.

Мне нужны деньги и крыша над головой. Второе у меня временно есть – уже неплохо.

Однако долго оставаться в Евином доме мне нельзя. Скоро ее хватятся, и тогда ко мне могут возникнуть неудобные вопросы, но пока… Пока это лучший вариант – бесплатный и безопасный.

Я поднимаюсь, выкидываю в урну пустой стаканчик и бумажный пакет, засовываю газеты в сумку. В глубине кампуса раздается колокольный звон. Он пронизывает, завораживает меня, заставляет остановиться и секунду помечтать о том, как было бы чудесно жить здесь: пробегать каждое утро по этим тенистым улицам, торопясь на работу, которой у меня пока нет, встречаться с друзьями, которых еще только предстоит завести, жить тихой, незаметной жизнью, которую я представляла все долгие годы мучительного брака с Рори и которую я наконец могу обрести. Сколько бы я ни анализировала разные сценарии, ни просчитывала возможные неудачи и ни готовилась к неизбежным ошибкам, я и представить себе не могла такого поворота. Ни один человек не знает, что я выжила. И я готова на все, лишь бы правда не раскрылась. Потому что это мой единственный шанс на счастье. И на жизнь.

Я выдвигаюсь дальше. В нескольких кварталах к западу от кампуса наконец попадается круглосуточный магазин. Внутри меня ослепляет яркий свет ламп, я еще ниже склоняю голову и надвигаю кепку. К счастью, средства для ухода за волосами находятся моментально, их там целый ряд и выбор огромный. Поначалу у меня даже разбегаются глаза. Я вспоминаю короткую стрижку Евы, ее светлый блонд, и решительно выбираю «холодный платиновый». На нижней полке вижу набор – «Удобная машинка. Гребни для стрижек разной длины. Пошаговые инструкции по созданию самых модных причесок» – всего за двадцать долларов по распродаже. Беру и его.

Народу в магазине пока нет, поэтому работает всего одна касса, за ней – сонный прыщавый студент в наушниках, из последних сил досиживающий смену. Я выкладываю покупки на прилавок, прикидывая, во сколько они мне обойдутся. Денег остается катастрофически мало, поэтому, немного поколебавшись, вытаскиваю из кошелька Евину карточку в надежде, что ей удастся воспользоваться как кредиткой. Оглядываюсь по сторонам, ощущая себя воровкой. Мое сердце колотится так громко, что его наверняка слышит даже этот полусонный парень сквозь бешеные звуки музыки, гремящей в его наушниках.

– Кредитка? – спрашивает он и отрывает взгляд от кассы. – Документы, пожалуйста.

Страх парализует меня, лишая дара речи. Я молчу. Проходит тридцать секунд. Минута. Вечность.

– Эй, с вами все в порядке? – не выдерживает студент.

– Конечно.

Я беру себя в руки и делаю вид, будто роюсь в сумке в поисках документов.

– Наверное, дома оставила, – вру я, вытаскиваю карту из терминала, расплачиваюсь наличными и, не дожидаясь чека, пулей вылетаю из магазина. Меня трясет от страха и напряжения.

От быстрой ходьбы и свежего воздуха я немного успокаиваюсь. Добравшись до дома, пулей взлетаю на второй этаж, скидываю одежду и прикрепляю инструкции по стрижке к зеркалу в ванной. У раковины стоят несколько тюбиков дорогущих кремов для рук. Вчера я их не заметила. Открываю один – приятно пахнет розой и немного лавандой. Рядом висит аптечка. Там наверняка осталась куча лекарств после долгой болезни Евиного мужа: обезболивающее, снотворное, успокоительное. К моему удивлению, в шкафчике не оказывается ничего, кроме упаковки тампонов и старой бритвы. Странно. Внутри снова шевелится неуловимое чувство тревоги; я ощущаю еле различимый укол беспокойства – он словно камешек в ботинке, настолько крошечный, что сразу и не заметишь. Впрочем, насущные заботы быстро берут верх.

Я бросаю последний взгляд на свои волосы, вдыхаю поглубже, устанавливаю среднюю насадку-гребень и включаю машинку. В конце концов, даже если получится плохо, я ничем не рискую. Мне вспомнились Евины слова о Беркли: «Там полно странных личностей, и затеряться среди них не составит особого труда». Никто не станет обращать внимания на дурацкую стрижку.