Сабин Дюран - Что упало, то пропало

— Давайте я его возьму.

Чьи-то руки забрали у меня ребенка, ловко подхватили кусок муслина с земли и снова замотали вокруг него. Я не знаю, что происходило дальше, но крики младенца постепенно прекратились, перейдя в икоту.

Но было слишком поздно. Слишком поздно для меня. Я стояла коленями на камнях, прижавшись лицом к синтетической ткани лежака. И я не могла поднять голову, даже когда Эйлса стала хлопать меня по спине, уговаривая присесть и сделать глоток воды. В какой-то момент мне стало лучше, но я все еще не могла поднять голову — мне стало стыдно за свое поведение, чувство унижения взяло верх, и казалось, что лучше спрятать лицо.

Позже все согласились, что у меня случился «внезапный эпизод». Эту формулировку выбрала Эйлса, и она подходила идеально: милосердно комичная и достаточно расплывчатая, способная покрыть множество грехов. Это было лучше, чем моя версия — «отказали ноги». Эту фразу используют медики, в случаях как с моей матерью, для описания ухудшения здоровья пожилых. Эйлса хотела вызвать врача — она вспомнила, как я задыхалась во время нашей прогулки, — но я заверила ее, что со мной все в порядке и пообещала сходить к терапевту. Том посмотрел на меня со странным прищуром. Он что-то прошептал на ухо Далиле, а потом сделал жест рукой — мол, я регулярно прикладываюсь к бутылке.

К этому времени Пиппа уже полностью пришла в себя. Ей стало лучше еще до того, как шприц с адреналином нашли на дне сумки с подгузниками. Он и не понадобился — аллергия была на пчел, а укусила ее оса.

Эйлса не отходила от меня, даже во время затянувшегося прощания с Пиппой, Риком и спящим ребенком. («Как бы мне хотелось, чтобы люди, сказавшие, что они уезжают, действительно уезжали», — очень тихо сказала она.) Она сидела рядом со мной за столом в саду, а я пила сладкий чай, который она заварила. Один раз она даже похлопала меня по ноге.

— Вы должны заботиться о себе и следить за здоровьем.

— Буду.

— Попросите, если вам что-нибудь понадобится. Не надо…

— Конечно.

— Все, что угодно, Верити. Я серьезно.

Тут мне в голову пришла одна мысль. Это была странная мысль, словно враг, пробравшийся в трещины сознания и поджидавший середины ночи или дурного настроения, чтобы нанести удар. А поскольку Эйлса была так добра ко мне, я выпустила этого врага на свет.

— Если со мной что-то случится, вы позаботитесь о Моди?

— Да, конечно.

Я почувствовала, как все ужасные эмоции, которые я испытала за последние сутки, ощущение, что Эйлса ускользает от меня, растворяются.

Она усадила меня в гостиной, чуть позже пришли Мелисса и Беа, залезли под одеяла и включили реалити-шоу «Остров любви». Наверное, никого не удивит признание, что мне было не особо интересно. Но мне было все равно. Я была благодарна — я чувствовала себя частью их компании, и ничто другое не имело значения. Даже рассказ о неверности Тома мог подождать. Я сидела на диване, прикрыв колени клетчатым пледом и жевала ириску. Я даже вспомнила, как застала Эйлсу в спальне. Теперь это казалось мне трогательным. Если она меня и заметила, то знала, что для меня это не имеет значения. Я не была шокирована. Боже праведный, нет.

Я и представить не могла, что такая стерильная комната может оказаться такой уютной, но полагаю, все дело в людях. Так бывает, если ты становишься частью семьи.

Вчера позвонил Стэндлинг, чтобы сообщить, что после писем Эйлсы Сесилия Тилсон согласилась на ее встречу с детьми, но под наблюдением. Встреча была назначена в Центре социальной помощи семье и детям в Воксхолле. Я внимательно наблюдала за Эйлсой, пока она разговаривала по телефону: вначале ее лицо стало пепельно-серым, потом покраснело, на щеках появились пятна. Повесив трубку, она опустила голову и долго сидела в этой позе. Я забеспокоилась, решила, что Стэндлинг сказал что-то ужасное, может, случилась еще одна смерть. Стала расспрашивать ее. Эйлса сидела на диване в гостиной. Наконец, откинув голову на подушку, она подняла руку, чтобы отодвинуть кружевную занавеску — в комнату проник свет.

— Проклятье! — наконец воскликнула она. — Верити, я не знаю, смогу ли это выдержать.

Я похлопала ее по плечу.

— Конечно, сможешь. Я буду рядом. Я помогу.

Десять дней тянулись очень долго — те десять дней, пока их все еще не было, а я уже вернулась в Лондон. Я старалась занять себя делами. Сходила на квиз в паб, но Мэйв и Сью уехали на лето во Францию, и игра получилась вялой. Фред часто приглашал меня в Оксфорд, когда сам был в отпуске, но после нашего пикника на площади Гранари от него не было никаких вестей. Я его обидела. Но мне было все равно — что, конечно, тоже служило признаком тяжелого душевного состояния.

Дом укорял меня за отсутствие. Воры проникли в сад и украли сушилку и мини-холодильник, а также часть моих дров и газонокосилку. Запах внутри стал хуже — аж царапал горло, в особенности на втором этаже. Обои отваливались и гнили, стена за ними оказалась черной и грязной от клещей. Кусок за дверью ванной полностью отклеился и свисал словно грязный чулок. На потолке в спальне стали появляться темно-желтые капли. Я поставила кастрюли и постаралась не обращать на это внимания.

Я чувствовала себя не очень хорошо. Эйлса была права насчет веса, похоже, я немного похудела. Цветастая юбка Jigsaw, которую я купила на распродаже в поддержку Онкологического исследовательского центра, стала очень свободна в талии — мне даже пришлось закрепить ее парой булавок. У меня было меньше энергии, а по ночам сердце начинало учащенно биться, что вызывало тревогу.

Апатия привела меня в контору «Коллард и Райт», их офис находился над маникюрным салоном на Бельвью-роуд. Вывеска в окне второго этажа была сделана старомодным черным шрифтом. Я, должно быть, проходила мимо этого места каждый день в течение двадцати лет. Однажды унылым днем я обнаружила себя около их двери и потом поднимающейся по лестнице. Сын основателя адвокатской конторы, Ричард Коллард, ушел перекусить, и, как сказала мне секретарша, сможет меня принять сразу же, как вернется. Составление завещания оказалось очень простым делом. Я ответила на множество вопросов, и Коллард карандашом записал мои ответы на листе бумаги, а через несколько дней я пришла снова и подписала официально составленный и распечатанный документ. В случае моей смерти я хотела, чтобы меня положили в самый дешевый гроб (картонный) и кремировали — никакой суеты. Комод из какого-то фруктового дерева из маминой спальни я завещала Мэйв и Сью, потемневшую картину маслом с изображением грузного джентльмена с пером в руке Бобу, все книги — Фреду, он получит удовольствие, разбирая их. Все остальное — «дом и все его содержимое» — я завещала Максу, в знак признания тесной связи между нами. До достижения им совершеннолетия (в данном случае двадцати одного года) управлять имуществом должна Эйлса.