Меган Миранда - Последняя гостья

Он должен был поверить мне до их прихода.

— Наверняка в полиции есть люди, которые помнят аварию, — продолжала я. — Кто знает что-нибудь. Времени прошло немало, но такое не забывается.

Это был кошмар — так сказал первый полицейский, прибывший на место аварии. В папке, лежащей на столе, сохранилась газетная вырезка.

— Может, нам удастся поговорить с человеком, который прибыл туда первым. Может, какие-нибудь подробности не вписывались в общую картину.

Еще одна деталь, чтобы связать воедино оба дела.

Я открыла папку, вынула статью, чтобы он вспомнил. Детектив Коллинз однажды сказал мне, что знает, кто я, через что прошла и что расклад мне достался говенный. Он старше меня. Он наверняка помнит это дело.

— Можно… — он прокашлялся, показывая мой телефон. — Можно мне взять его?

Я кивнула, он сунул мой телефон к себе в карман, вытащил пачку сигарет, вытянул из нее одну и достал зажигалку.

— Вредная привычка, сам знаю, — сказал он. Его рука дрожала, пришлось дважды щелкнуть зажигалкой, чтобы появилось пламя. Медленный выдох дымом, прикрытые глаза. — Но иногда помогает.

Мне представилось, как дым впитывается в стены Ломанов, в узорчатый ковер под нашими ногами. Как они взбесятся. И чуть было так и не сказала, но одумалась. Мне-то что?

В статье был черно-белый снимок дороги — как же я раньше не заметила, что это то же самое место, которое сняла на свой телефон Сэди? Деревья, образующие дугу, выглядели иначе при дневном свете, но в целом вид соответствовал.

В газете поместили и снимок разбитой машины. Груда металла, смятого о дерево. У меня защемило сердце, пришлось зажмуриться даже после стольких лет.

Я пробежала глазами несколько абзацев, пока не нашла тот, который мне запомнился, врезался в память еще много лет назад.

— Первый полицейский, прибывший на место аварии, рассказал об этом журналисту, — объяснила я и прочла слова, которые так долго хотела забыть. — Вот: «Я ничего не смог поделать. Это был ужас. Кошмар. Я думал, что мы уже потеряли их всех, но, когда прибыла «Скорая», оказалось, что женщина на заднем сиденье еще жива. Просто без сознания. Утрата будет ощутима для всего сообщества, в том числе для молодого полицейского…»

Я умолкла, комната словно опустела. Было невозможно дочитать. Выговорить эти слова. И оставалось лишь наблюдать, как все меняется.

Он поднял брови и снова щелкнул зажигалкой. Поднес ее к краю документа о травме Паркера, дал бумаге загореться и бросил ее в мусорную корзину из нержавейки.

Я перевела взгляд на газетную вырезку у меня в руке. Истина, всегда находившаяся на расстоянии нескольких дюймов, только и ждала, когда я присмотрюсь к ней еще раз.

Незаконченное предложение, наши пути — пересекающиеся снова и снова, незримо, неведомо. «…полицейского Бена Коллинза».

Дым поднимался над мусорной корзиной, воздух ожил, стал зловещим.

— Вы знали, — произнесла я и попятилась.

Детектив Бен Коллинз стоял между мной и дверью, не глядя мне в глаза. И время от времени ронял в мусорное ведро страницу за страницей. Все доказательства, которые я отдала ему, все улики. Одну за другой — в горящую корзину. Мой мобильник был у него. И моя флешка. И свидетельства платежей…

В том числе и второго, который Сэди нашла и сфотографировала, а потом сохранила на флешке вместе с платежом, поступившим на счет моей бабушки. Этот второй платеж был отправлен ему.

— Ломаны и от вас откупились, — сказала я.

Только тогда он наконец посмотрел на меня. Мужчина весь из острых углов, из негативного пространства.

— Это была авария. Если что, он не хотел. Пронесся мимо меня как угорелый среди ночи. Я не знал, что это Паркер Ломан, когда помчался за ним. Он не видел, что приближается другая машина. Наверное, их ослепили фары на крутом повороте. Обе они съехали с дороги, но другая машина…

— Другая… — Я поперхнулась. Мои родители . Там, внутри, были люди. Которых отняли у меня.

Сколько же он ждал, прежде чем вызвать «Скорую» уже после того, как Паркер Ломан вышел из машины? Может, Паркер, зажимающий ладонью рану на лбу, сам просил его подождать, когда увидел, что натворил? Или это Грант Ломан позвонил Коллинзу, объяснил, что к чему, убедил отпустить его сына — ведь ничего уже не поделаешь, зачем губить еще одну жизнь: угроза под видом уговоров?

А мои родители истекали кровью, пока он ждал? И боролись, противились мраку, а молодой Бен Коллинз взвешивал собственную жизнь и выбирал?

В мусорной корзине потрескивало пламя, жар нарастал между нами, пока мы стояли по разные стороны письменного стола.

— Эйвери, послушайте, все мы были молоды.

Мне ли не знать. Сколько раз мы делали выбор, не задумываясь, насколько ясно мыслим. На эмоциях, по наитию, очертя голову, просто чтобы что-нибудь прекратилось. Изменилось.

— Я часто думаю об этом, — сказал он. — Наверное, как все мы. И теперь мы делаем все, что в наших силах, все мы до единого. Случилось ужасное, но Ломаны оказывали поддержку этому городу и в горе, и в радости, помогали ему всякий раз, когда могли. Мне было двадцать три, когда я принял решение, и с тех пор я пытаюсь примириться с ним. — Он вытянул руку в сторону. — Этому городу я отдал все .

Теперь его глаза были широко раскрыты, словно он умолял меня увидеть ее — личность, отражающуюся в глазах. Увидеть, как он изменился к лучшему. Если вдуматься, в самом деле: он всегда и во всем участвовал на добровольных началах. Организовывал шествия и другие события. Его звали в комитеты. Но я видела одну только ложь. Которая теперь была встроена в саму ткань его существа.

— Они погибли ! — не выдержав, закричала я. Наконец-то у меня появилось на кого излить гнев. Вместо того чтобы погружаться все глубже в себя. Вместо того чтобы поддаваться движению по спирали, которая захватила меня и отказывалась отпускать.

Он вздрогнул.

— Чего вы хотите, Эйвери?

Деловито. Будто бы все в жизни решается переговорами.

Я встряхнула головой. Он оставался таким спокойным, а потрескивающее пламя выбрасывало языки в воздух, продолжая уничтожать все, что ему доставалось.

Мне требовалось покинуть комнату, но он преграждал путь.

Он сделал шаг в сторону, и я инстинктивно попятилась к стене.

— Мы поговорим с Грантом и что-нибудь придумаем, хорошо? — предложил он.

Но он ошибался. Разумеется, ни о чем таком и речи быть не могло.

— Сэди, — выговорила я, наконец догадавшись. Она, как и я, доверилась не тому человеку. Моя жизнь была ее жизнью. Она следовала по тому же пути, узнала его имя — и уверовала, что он скажет ей правду.

— Вы ее убили, — прошептала я и зажала рот ладонью от ужаса, вызванного этой правдой.

Это он привез ее на вечеринку. Человек, которого никто не видел.