Алекс Михаэлидес - Девы

Мариана, умиленная коллекцией памятных безделушек, внезапно вспомнила, как маленькая Зои молилась по вечерам в постели. Стоя на коленях и сложив ладошки, она бормотала: «Господи, храни Мариану, Господи, храни Себастьяна, Господи, храни дедушку, Господи, храни Зебру…». Зои упоминала даже тех людей, кого не знала: грустную женщину с автобусной остановки или простуженного мужчину из книжной лавки.

Мариана с нежностью наблюдала за наивной детской молитвой, но не верила, что она хоть как-то помогает. Вряд ли суровый, беспощадный бог прислушается к словам ребенка и выполнит его просьбы. Но сейчас неожиданно ноги у Марианы подломились, словно какая-то невидимая сила толкнула ее сзади. Упав на колени, она сжала руки и опустила голову в молитве, обращаясь, однако, не к богу, не к Иисусу Христу и даже не к Себастьяну, а к грязным, полуразрушенным колоннам на фоне яркого пустынного неба.

Мариана молилась Персефоне.

— Прости, — шептала она. — В чем бы я ни провинилась, чем бы ни прогневала тебя — прости. Ты отняла у меня Себастьяна. Хватит. Заклинаю, не забирай Зои. Пожалуйста! Я тебе не позволю… я…

Смутившись и осознав, что творит, Мариана резко замолчала. Ведет себя как слабоумный ребенок, пытающийся торговаться со Вселенной…

И все же в глубине души она чувствовала, что наконец-то настал тот момент, к которому так долго все шло. Пробил час. Теперь ей предстояло вступить в неизбежное, открытое противостояние с Девой.

Мариана медленно поднялась на ноги.

В ту же секунду Зебра свалилась с кровати и упала на пол. Мариана подняла ее, собираясь посадить обратно, и вдруг заметила, что шов на животе игрушки слегка разошелся и изнутри что-то торчит.

Поколебавшись, сама толком не понимая, что делает, Мариана осторожно вытащила этот предмет и обнаружила, что держит сложенные в несколько раз бумажные листы. Внутри Зебры был тайник.

Мариана уставилась на неожиданную находку. Что это? Может, она поступает вероломно по отношению к племяннице, но в сложившейся ситуации необходимо все выяснить…

Она осторожно развернула листы — похоже, письмо, — уселась на кровать и стала читать.

А потом мама ушла. Я не помню ни как именно это случилось, ни нашего последнего прощания, ни где в это время был отец. Вероятно, работал в поле.

Мама так меня и не забрала. С тех пор я ее не видел.

Вечером после ее побега я поднялся к себе в комнату и, сев за стол, несколько часов строчил в дневнике. После этого, не перечитывая, спрятал его в коробку с другими вещами, о которых желал бы забыть, и никогда больше в нем не писал.

Сегодня я впервые достал его и прочел всё до последней страницы.

Точнее, почти всё.

Дело в том, что когда-то я вырвал из него два листа и уничтожил их.

Почему?

Потому что они раскрывали жуткую правду.

Впрочем, любую историю можно слегка подправить.

Жаль, невозможно поправить те несколько лет, которые я провел на ферме вдвоем с отцом. Или хотя бы стереть из памяти ту боль, тот страх, то унижение… Каждый день я все больше набирался решимости уйти и не возвращаться.

Когда дела были совсем плохи, я твердил по ночам: «Однажды я сбегу и буду спасен. Буду свободен. Счастлив. Любим». Своеобразная мантра. Мечта.

Она привела меня к тебе.

Я не подозревал, что способен любить, — ведь всю жизнь я испытывал лишь ненависть.

Очень боюсь, что когда-нибудь возненавижу и тебя. Но я скорее приставлю нож к собственной груди и вонжу его себе в сердце, чем решусь тебя обидеть.

Я люблю тебя, Зои.

Поэтому и пишу все это.

Хочу, чтобы ты узнала меня таким, какой я есть. Ты ведь простишь меня, да? И поцелуешь все мои раны, чтобы унять боль… Ты — моя судьба. Может, ты в это пока и не веришь, а я с самого начала не сомневался. У меня было стойкое предчувствие, возникшее в тот самый миг, как только я тебя увидел.

Ты была такой застенчивой, такой недоверчивой… Мне приходилось медленно, постепенно добиваться твоей любви. Однако терпения мне не занимать.

Обещаю: когда-нибудь мы обязательно будем вместе. Надо только осуществить мой план. Воплотить прекрасную, гениальную идею.

Но предупреждаю: она потребует жертв. И крови.

Я все объясню, когда мы останемся одни. А пока — доверься мне.

Твой навеки,

Х

Мариана уронила листы себе на колени и потрясенно на них уставилась, не в состоянии осознать прочитанное.

Мысли путались.

Дыхание перехватило, как после удара в солнечное сплетение. Что означает это ужасное, отвратительное письмо? До Марианы никак не доходило. Она не верила, не хотела верить, что листки — реальность, а не игра ее воображения.

То, о чем она думает, — невозможно. Абсурд! И все же… вывод напрашивался только один — невероятный, нелепый и пугающий. Это отвратительное любовное послание написал Эдвард Фоска ее племяннице.

Мариана в ужасе покачала головой. Нет, нет, только не Зои, не ее Зои… Она не может быть заодно с этим чудовищем!

Неожиданно ей вспомнилось, с каким странным выражением лица Зои смотрела на Фоску. В тот раз Мариана решила — страх. Но вдруг все гораздо сложнее? Что, если…

На лестнице послышались шаги.

Мариана замерла, не зная, что делать. Надо было что-то предпринять, что-нибудь сказать, но не сейчас. Сначала требуется все как следует продумать.

Схватив письмо, она второпях сунула его в карман. Мгновение спустя в дверях появилась Зои с мокрыми волосами, в халате и с двумя полотенцами в руках.

— Извини, я очень спешила. — Улыбнувшись, племянница вошла в комнату. — Подожди секундочку, я переоденусь.

Мариана не ответила. Зои быстро скинула халат и облачилась в сухое. При виде ее юного тела и гладкой нежной кожи Мариане вспомнилась та девочка, которой была когда-то Зои. Любимое, прекрасное, невинное дитя. Куда оно пропало? Как это случилось?

Глаза Марианы увлажнились, но не от умиления, а от отчаяния и почти физической боли, словно ее ударили по лицу. Быстро отвернувшись, чтобы племянница не заметила, она торопливо вытерла слезы.

— Я готова, — подала голос Зои. — Идем?

— Идем? — рассеянно переспросила Мариана. — Куда?

— Как — куда? К беседке! Искать нож.

— Что?

Зои с удивлением посмотрела на тетю.

— Ты в порядке?

Мариана кивнула. Все ее надежды как можно скорее увезти Зои в Лондон рухнули.

— Ладно, идем, — согласилась она и, как сомнамбула, двинулась за племянницей.

Они спустились по лестнице и вышли во двор. Дождь прекратился, и в пасмурном небе клубились на ветру темные тучи.

Зои обернулась.

— Давай доберемся по воде. Так быстрее.

Мариана молча кивнула.

— Управлять лодкой буду я, — добавила Зои. — Я умею. Не так хорошо, как Себастьян, но все-таки.