Алекс Михаэлидес - Девы

— Тебя запомнят как одну из жертв Эдварда Фоски. Жертву номер четыре. Никто никогда не узнает правду… что тебя убили мы: Себастьян и я.

Зои занесла нож, собираясь ударить… И в этот момент силы вернулись к Мариане. Она перехватила руку Зои. Несколько секунд они молча боролись. Отчаянным рывком Мариана вывернула запястье племянницы… нож вылетел из Зоиной ладони, блеснул в воздухе и упал куда-то в траву.

Зои взревела и, вскочив, бросилась за ним. Пока она нашаривала нож, Мариана поднялась на ноги.

В этот момент из-за деревьев кто-то вышел. Фред!

Не замечая Зои, он бросился к Мариане. Та попыталась предостеречь его:

— Фред, стой! Не… не приближайся…

Но парень уже подбежал к ней.

— Ты в порядке? Я решил пойти за тобой… я волновался, и…

Мариана увидела, как позади него поднимается Зои с ножом, и отчаянно вскрикнула:

— Фред!..

Поздно. Зои вонзила клинок в широкую спину.

Глаза молодого человека распахнулись. Пораженно взглянув на Мариану, он опрокинулся на землю — и застыл. Из раны хлестала кровь.

Зои выдернула нож и опять вонзила его, проверяя, убила ли свою жертву.

Не раздумывая, Мариана подняла валяющийся рядом большой холодный камень и, пошатываясь, шагнула к склонившейся над Фредом Зои. А потом обрушила камень ей на голову.

Пошатнувшись от удара, Зои потеряла равновесие, нелепо взмахнув руками, упала прямо на клинок и затихла. Мариана уже решила, что племянница погибла, но вдруг с каким-то нечеловеческим стоном Зои перевернулась на спину. Сейчас она напоминала раненого зверя.

Увидев торчащий из своей груди нож, Зои расширила глаза и истошно заорала.

Она не умолкала ни на секунду. Ее пронзительный визг, полный боли, страха и ужаса, напоминал плач испуганного младенца.

Впервые в жизни Мариана не пришла ей на помощь. Вместо этого она достала телефон и вызвала полицию.

А Зои продолжала отчаянно надрываться… пока ее истерические вопли не заглушил вой сирены.

Зои увезли на «Скорой» в сопровождении двух вооруженных полицейских. Впрочем, нужды в конвое не было: Зои вела себя как беззащитный ребенок, объятый страхом. Тем не менее ее арестовали за покушение на убийство и обещали вскоре выдвинуть остальные обвинения.

Фред был тяжело ранен, однако чудом остался жив. Его доставили в больницу в другой машине «Скорой помощи».

Мариана никак не могла оправиться от шока. Она сидела на скамейке у реки, вцепившись в чашку с крепким сладким чаем, который старший инспектор Сангха налил ей из фляги в качестве лекарства и в знак примирения.

Солнце медленно опускалось за деревья. Дождь кончился, и тучи растаяли, оставив в розовато-золотистом предзакатном небе лишь несколько серых штрихов.

Мариана медленно цедила горячий чай. Незнакомая женщина-полицейский подошла к ней и, сочувственно приобняв за плечи, попыталась утешить, но Мариана не обратила на нее никакого внимания. Даже не заметила, как кто-то укутал ей ноги пледом.

В голове звенела пустота. Мариана рассеянно смотрела на реку.

Вдали показался лебедь. Он плыл все быстрее, а затем неожиданно взмахнул крыльями, взмыл над водой и устремился к небесам.

На скамейку сел инспектор Сангха.

— Наверное, вам будет приятно узнать, что профессора Фоску уволили. Выяснилось, что он спал со всеми Девами. Моррис признался, что шантажировал Фоску. Так что вы оказались правы. Если все сложится удачно, оба они получат по заслугам. — Взглянув на Мариану, Сангха понял, что его слова до нее не доходят, и кивнув на чай, мягко спросил: — Вы как? Получше?

Мариане не было лучше. Пожалуй, она чувствовала себя еще хуже.

И все-таки что-то изменилось…

До ее сознания начало доходить происходящее. Можно сказать, она очнулась. Все кругом стало явственным и отчетливым: краски — ярче, очертания — резче. Будто рассеялся туман. Мир больше не казался приглушенным, серым и далеким, словно был за пеленой. Он вновь наполнился цветами и звуками, влагой и холодом осеннего дождя. И снова звучал вечный гул непрерывной череды рождений и смертей.

Мариана долгое время не могла отойти от шока. Дома она спала на диване. Она никогда не ляжет в кровать, которую в прошлой жизни делила с тем мужчиной.

Себастьян стал для нее незнакомцем, который годами жил рядом, выдавая себя за другого; аферистом, что собирался ее убить, обманом забравшись к ней в постель.

Кем же он был на самом деле? Что скрывалось за прекрасной маской? Неужели все, что между ними произошло, — сплошное притворство и ложь?

Сейчас, когда спектакль закончился, Мариана переосмысливала свою роль в нем. Порой она смыкала веки и пыталась представить себе лицо Себастьяна. Его черты расплывались и ускользали. Образ таял, как воспоминание из давнего сна, и вместо мужа перед глазами вставал отец, словно он и Себастьян были одним и тем же человеком. Рут упоминала, что проблемы с отцом могут сильно повлиять на жизнь Марианы. Тогда она не поняла смысла этих слов, но теперь медленно начинала осознавать, что имела в виду Рут.

Со времени той последней встречи Мариана не ездила к своему супервайзеру: не готова была говорить о случившемся, плакать и вообще что-либо чувствовать. Слишком больно.

Работу Мариана тоже забросила. Разве могла она, как прежде, раздавать советы и рассчитывать, что сумеет помочь пациентам?

Мариана не знала, как жить дальше.

Что же до племянницы, Зои излечилась от ран, но так и не смогла восстановиться после того истерического припадка. Несколько раз она пыталась покончить с собой. У нее начались проблемы с психикой, а потом и вовсе случился сильнейший приступ психоза. В итоге девушку признали невменяемой и положили на принудительное лечение в охраняемую психиатрическую больницу Гроув на севере Лондона — ту самую, которую Мариана рекомендовала Тео Фаберу.

Между прочим, после их разговора Тео и правда устроился в Гроув и теперь стал лечащим врачом Зои. Он несколько раз пытался связаться с Марианой, однако та не желала с ним разговаривать и не отвечала на звонки. Догадывалась, что ему нужно: Тео хотел, чтобы она увиделась с Зои. Мариана его не винила — на его месте она поступила бы точно так же. Позитивное общение с Марианой могло бы стать важным шагом на пути к Зоиному выздоровлению.

Но Мариана была не в состоянии встретиться с племянницей. Даже мысль об этом казалась ей невыносимой. От такой перспективы становилось тошно. Она не смогла бы простить племянницу, даже если б захотела. Как утверждала Рут, нельзя заставить себя простить кого-то. Прощение — это акт милосердия. Оно приходит как откровение, внезапно, когда человек к нему готов.

А Мариана не была готова. И сомневалась, что когда-нибудь будет. В ней накопилось столько гнева, столько боли… Она сама не знала, что сделает, когда увидит Зои. Вряд ли сможет себя контролировать. Лучше отойти и не вмешиваться в судьбу племянницы.