Оса Эриксдоттер - Бойня [litres]

Стигматизация, что вы об этом думаете …

Юхан посмотрел на наручные часы. Без четверти два. Завтра самый главный национальный праздник, День летнего солнцестояния. Будь он обычным человеком, давно бы уже был дома, мариновал селедку.

Но нет – праздник вовсе не обещает быть спокойным. Пятнадцать тысяч свиней – сначала согнать в “Глобен”, затем вывезти их из “Глобена”. За сутки. Он, конечно, сам не примет участия в акции, но ночь на иголках обеспечена. Несколько акций параллельно – напряжение, а с ним и риск, разумеется, возрастают многократно. Росси уже звонил, ныл – не хватает персонала для обеспечения форс-мажорных , как он выразился, ситуаций.

Скорее бы наступил понедельник. Катастрофа в Фалунде – сигнал. Партийные органы держат под наблюдением десятки неблагонадежных и даже просто насторожившихся журналистов. Если те услышат про синхронные собрания толстяков по всей стране, тут же навострят уши, и тогда жди: невнятные слухи станут внятными. Но они не могут тянуть все лето. У них есть только здесь и сейчас .

Росси вдвое увеличил штат на бойнях. На праздники транспорт будет работать круглые сутки, а в июле, в период массовых отпусков, – каждую ночь. Как только закончат, все фермы и бойни сровняют с землей. Те, кто провел лето в “оздоровительных лагерях”, к осени вернутся к новой жизни. У Росси уже есть подготовленные ассистенты в группе ЖМК-40, готовые свидетельствовать о достигнутых ими феноменальных результатах.

“Нью-Йорк таймс” может публиковать все что вздумается. Не имеет значения. Когда в сентябре засияют прожектора, когда его невероятные успехи станут фактом, пусть оппозиция подавится своей болтовней о стигматизации. Он уже видит лозунги.

ШВЕДЫ ОПЯТЬ ГОВОРЯТ ЗДОРОВЬЮ “ДА!”

И что ты на это скажешь, крысеныш ? – мысленно обратился он к ушедшему Стальбергу.

Вернулся к зеркалу. Надо убедиться, что он выглядит как должно. Пригладил волосы и улыбнулся.

Так-то лучше. Куда лучше .

Выпрямил спину, откинул голову и пошел в кабинет. Он будет выглядеть на этих снимках как символ победы из чистого золота.

Ландон ехал со скоростью ровно пятьдесят километров в час. У каждого знака “стоп” останавливался и считал до трех. То и дело смотрел в зеркало – не появятся ли голубые “соковыжималки” [51] Так в Швеции называют вращающиеся синие фонари на крышах патрульных машин. . Опустил оба солнцезащитных козырька и надел бейсболку, пусть и кепка добавит анонимности. Он не имеет права даже на малейший риск. Особенно с таким пассажиром, как Стальберг.

– Что он сказал про лагеря?

Всю дорогу от Центрального вокзала Ландон задавал вопросы без перерыва, и осталось столько же, если не больше.

– Локализация засекречена. От журналистов и родственников, которые, как они опасаются, могут саботировать программу реабилитации.

– Саботировать? Так и сказал: родственники займутся саботажем?

– Минуточку.

Гэри Стальберг заглянул в блокнот и процитировал:

– Многие не понимают даже собственной выгоды, так что там говорить о близких. Думают, что помогают, а по сути, вставляют палки в колеса. Опыт показал – лучше всего работает программа полной изоляции интернированных от привычной социальной среды .

Ландон бросил взгляд на спидометр и повернулся к Стальбергу:

– Так и сказал? Интернированных?

– Я, конечно, сделал стойку, но он тут же поправился – дескать, оговорился. Чужой язык, переутомление и все такое прочее.

– Невероятно…

– У него полно цифр. Все методы, как он говорит, научно обоснованы и статистически безупречны.

– Видел я их науку. Полный контейнер науки.

Стальберг не ответил. Он как завороженный смотрел на вырастающий из земли гигантский белый шар, испещренный бесчисленными иллюминаторами.

– Это “Глобен”?

– Да.

Стальберг что-то промычал. Ландон до сих пор не мог определить, вдохновлен он или разочарован.

– А он говорил о массовых собраниях? О грузовиках?

– Нет. Я спросил насчет Кафедрального собора в Упсале, сказал, что читал статью в датской газете.

– И что он ответил?

– Слухи. Слухи, мифы и сплетни. Мы живем в эпоху интернета, и весь этот мусор неизбежен. Сплошные фейки. Наши враги делают все, чтобы нас очернить. Кстати, тут он прав.

– Все, чтобы очернить? Можно подумать, Гэри, вы ему верите. – Ландон еле сдерживал раздражение. Его бесили нейтральные интонации Стальберга.

– Я верю вам , Ландон. Иначе бы не прилетел. Но я говорил с этим парнем полчаса, и у меня не сложилось впечатления, что передо мной дьявол с рогами и копытами.

– Потому что вы не видели, что он натворил.

– Нет, не видел. Но хочу увидеть. Еще раз: поэтому я и здесь.

Ландон надолго замолчал. Пытался убедить себя, что его кумир прав.

– Так значит, завтра в десять? – прервал молчание Стальберг.

– С десяти до трех. Так стоит в вызове: собрание будет проходить с десяти до пятнадцати.

– И легенда та же, что и раньше?

– Разумеется. Открытый дом, привести в порядок все документы перед массовым отпуском. Касса помощи безработным, ну и так далее. Как всегда.

– Простите… но завтра ведь ваш национальный праздник? Так сказал Сверд. Я спросил, почему на улицах так мало людей.

– Да, это так. Многие уезжают на природу, в летние дома.

– Тем более странно. Вряд ли он соберет большую публику.

– Мне кажется, я уже говорил. Они обещают шведский стол, селедку, картошку, клубничный торт – весь традиционный набор. Присутствие обязательно.

– А если кто-то не придет, его схватят дома, я правильно понял? Как вашу Хелену?

Ваша Хелена. Ландон напрягся.

– Но как они могут успеть? – продолжил Стальберг. – Брать людей поодиночке? No chance .

– Зависит от того, насколько они торопятся.

Стальберг не отрываясь смотрел на “Глобен”. Огромный, светящийся будто сам по себе купол на фоне свинцового неба выглядел как символ конца света.

Вот-вот начнется ливень. Такой адский розоватый оттенок бывает только у низких грозовых туч.

– Но почему? Вы так и не ответили на мой вопрос. Что может заставить людей пойти на такую встречу, если они даже не знают, а смутно предполагают, что их ждет?

– Во-первых, подавляющее большинство не знает. Во-вторых, предполагать нечто подобное – за пределами человеческой фантазии. Даже если человек законченный мизантроп. И в-третьих, утопающий хватается за соломинку. Гэри… я же уже это говорил.

Они и в самом деле говорили об этом всю дорогу из Арланды. У Ландона каждую минуту менялось настроение – от робкой надежды до полного опустошения.

– Извините, Ландон… не могу избавиться от мысли, что это какая-то патология. Нормальные люди стали бы протестовать.