Роберт Блох - Чучело белки

— Мама… Если ты поговоришь с ним немного — просто скажешь, что ничего не знаешь, — он, наверное, уедет.

— Но затем вернется. Сорок тысяч долларов — большие деньги. Почему ты ничего не сказал мне о них?

— Я не знал о деньгах. Клянусь, я ничего не знал!

— Я верю тебе. А он поверит? Нет, не поверит ни тебе, ни мне. Скорее всего, он думает, что мы сговорились. Или даже что мы сделали что-то с этой девушкой, польстившись на ее деньги. Ты ведь понимаешь это, да, Норман?

— Мама… — он закрыл глаза, потому что не мог смотреть ей в лицо. — Что ты собираешься делать?

— Для начала, переоденусь, конечно. Мы ведь должны достойно встретить гостя, не так ли? Мне еще нужно забрать кое-какие вещи из ванной, Норман. Ты пока иди в контору и скажи этому мистеру Арбогасту, что я готова его принять.

— Нет, я не могу привести его сюда, если ты собираешься…

И он действительно не мог — не мог даже шевельнуться. Ему хотелось отключиться, но он знал, что это ничего не изменит.

Потому что через несколько минут мистеру Арбогасту надоест ждать. Он поднимется к дому и постучит. Постоит немного, откроет дверь и войдет внутрь. И тогда…

— Мама, пожалуйста, выслушай меня!

Но мама его не слышала. Она переодевалась, прихорашивалась, готовилась. Готовилась.

И вдруг она вышла из ванной: плавно, будто выплыла. На лице свежая пудра и румяна, одета в свое лучшее платье с оборками. Красивая, как на картинке. Вот она улыбнулась и пошла вниз по лестнице.

Но не успела одолеть и половины пролета, когда раздался стук.

Ну вот, началось: это мистер Арбогаст. Норман хотел крикнуть, предупредить детектива об опасности, но горло не послушалось, в нем будто застряло что-то. А затем Норман услышал мамин веселый голос:

— Иду! Иду! Одну минутку!

Больше ей и не понадобилось.

Мама открыла дверь, и мистер Арбогаст вошел. Посмотрев на маму, он открыл рот, собираясь что-то сказать, и при этом слегка приподнял голову. Мама только этого и ждала. Ее рука метнулась вверх, что-то блеснуло — взад-вперед, взад-вперед…

У Нормана заболели глаза, он больше не хотел смотреть. Да ему и не нужно было смотреть, потому что он и так все знал.

Мама нашла его бритву…

Норман улыбнулся пожилому мужчине и сказал:

— Пожалуйста, вот ваш ключ. С вас десять долларов за двухместный номер.

Жена мужчины открыла сумочку.

— Я заплачу, Гомер, — она положила на стол банкноту и кивнула сама себе. Затем всмотрелась в Нормана, и ее глаза сузились:

— Что-то не так? Вы плохо себя чувствуете?

— Я… Ничего страшного, просто немного устал. Все в порядке. Уже пора закрывать.

— Так рано? Я думала, мотели работают допоздна. А уж по субботам тем более.

— У нас тут не слишком оживленное место. К тому же, уже почти десять.

Почти десять. Скоро будет четыре часа, как… О, Господи!

— Что ж, вам, конечно, виднее. В таком случае: спокойной ночи.

— Спокойной ночи.

Сейчас они выйдут, и он сможет встать из-за стола, выключить свет, запереть контору. Но сначала он выпьет — хорошенько глотнет разок-другой, потому что подкрепиться было просто необходимо. Теперь не имело значения, опьянеет он или нет. Все было кончено… Или только начиналось.

Норман пил с того момента, как вернулся в мотель из дома, — прикладывался к бутылке регулярно, каждый час. Если бы не это, он не выдержал бы, не смог бы сидеть в конторе, зная, что лежит в доме, прикрытое половиком. Он все оставил в прихожей, не пытаясь ничего перетаскивать: просто загнул и подоткнул края коврика. Крови было много, но она не должна была просочиться сквозь плотную ткань. Кроме того, среди бела дня он больше и не мог ничего сделать.

Теперь, конечно, нужно было возвращаться в дом. Он строго-настрого приказал маме ничего не трогать и был уверен, что она не ослушалась. Странно, как она сразу затихла, сделав свое дело. Она умела собрать волю в кулак и могла совершить все, что угодно — маниакальная фаза, так это, кажется, называется? — но затем будто увядала, и Норману приходилось брать все в свои руки. Он приказал маме идти в свою комнату и не выглядывать в окно. Просто прилечь на кровать и ждать, пока он вернется. И он запер дверь маминой комнаты.

Однако теперь придется снова ее отпирать.

Норман выключил свет в конторе и вышел наружу. На подъездной дорожке стоял «бьюик» мистера Арбогаста. На том самом месте, где мистер Арбогаст его оставил.

А хорошо было бы сесть за руль и уехать. Куда-нибудь далеко-далеко, чтобы никогда не возвращаться. Уехать подальше от мотеля, и от мамы, и от того, что лежало в прихожей под половиком.

В какой-то момент Норман уже был готов поддаться искушению, но это продолжалось лишь мгновение. Затем он пожал плечами. Ничего не получится, уж это-то он точно знал. Ему никогда не уехать достаточно далеко, чтобы почувствовать себя в безопасности. Кроме того, в доме его ждало это . Ждало…

Поэтому он оглядел пустое шоссе, бросил взгляд на номер первый и на номер третий, проверяя, задернуты ли там шторы. Сел в машину мистера Арбогаста и завел ее ключом из связки, которую нашел в его кармане. И поехал к дому, очень медленно и осторожно.

Свет нигде не горел. Мама спала в своей комнате или, может быть, только делала вид, что спит. Норману было все равно. Главное, чтобы мама не мешалась под ногами, пока он со всем не покончит. Он не хотел, чтобы мама смотрела, заставляя его ощущать себя мальчиком. Его ждала взрослая работа. Работа взрослого мужчины.

Только взрослому мужчине было под силу взяться за коврик и оторвать от пола то, что было в него завернуто. Норман стащил сверток вниз по ступенькам и запихнул на заднее сидение машины. Он оказался прав насчет того, что кровь не протечет, — эти старые мохнатые коврики ткались на редкость добротно.

Спустившись по полю к болоту, он отъехал немного в сторону, не удаляясь от берега. Не годилось топить машину поверх той, что уже лежала там. Однако новое место было ничем не хуже прежнего, и Норман воспользовался проверенным методом. Все вышло очень просто, в каком-то смысле. Повторение — мать учения.

Однако смеяться тут было не над чем, шутки были неуместны. Он сидел на пеньке и смотрел, как машина уходит под воду. Казалось бы, «бьюик» более тяжелая машина и должен был утонуть гораздо быстрее, но Норману показалось, что прошел миллион лет. Наконец послышалось противное “чмок” .

Вот и все. Машина навсегда исчезла под водой. Как девушка, как сорок тысяч долларов. Где они у нее лежали? Не в сумочке, конечно, и не в чемодане. Ему следовало проверить — он должен был посмотреть. Но он был не в состоянии что-то искать, даже если бы знал о деньгах. А если бы он и нашел их, еще неизвестно, чем бы все кончилось. Скорее всего он признался бы во всем, едва увидев карточку детектива. Если у человека нечиста совесть, он всегда себя выдает. И это было единственным утешением для Нормана: не он в ответе за все это. О, он прекрасно знал, что означает слово “сообщник”, но, с другой стороны, он был просто обязан защитить маму. При этом вышло, что он защищал и себя самого, но, на самом деле, он думал лишь о маме.