Роберт Блох - Чучело белки

Он медленно пошел по полю. Завтра придется вернуться с машиной и прицепом, чтобы уничтожить новые следы. Однако это не было и вполовину так важно, как другое.

И это другое, в конечном счете, тоже сводилось к тому, как защитить маму.

Норман все продумал и понимал, что от фактов никуда не деться.

Кто-то наверняка приедет по следам детектива.

Иначе просто быть не могло, вот и все. Эта компания — «Как-ее-там Мьючуэл» — ни в коем случае не допустит, чтобы один из ее сотрудников бесследно исчез, она начнет расследование. Детектив, наверное, постоянно сообщал, где находится и куда собирается ехать. И агентство по торговле недвижимостью тоже не успокоится — как-никак, а речь шла о сорока тысячах долларов.

Так что рано или поздно Норману придется отвечать на вопросы. Возможно, через пару дней, а может, и через неделю, как в случае с девушкой, но он знал, что его ждут неприятные моменты. Но на этот раз его не застанут врасплох.

Он все точно рассчитал. Кто бы ни приехал, Норман расскажет свою версию без запинки. Он выучит ее наизусть, прорепетирует несколько раз, чтобы не оговориться, не выдать себя, как сегодня. Никто его не запутает и не запугает — если он заранее будет знать, что говорить. И он уже начал продумывать, какие именно давать ответы, когда придет время.

Девушка останавливалась в его мотеле, да. Он сразу это признает. Но он, естественно, ничего не заподозрил, он ничего не знал до самого приезда мистера Арбогаста неделю спустя. Девушка переночевала и уехала. Он скажет, что они ни о чем не разговаривали, и уж конечно ни за что не признается, что пригласил ее в дом поужинать.

И, наоборот, скажет , что, когда он ответил на все вопросы мистера Арбогаста, того заинтересовало лишь одно: что девушка спрашивала, далеко ли до Чикаго и сумеет ли она добраться туда за день.

Это привлекло внимание мистера Арбогаста, и он тепло поблагодарил Нормана, сел в свою машину и уехал. Точка. Нет, Норман понятия не имел, куда направлялся мистер Арбогаст. Мистер Арбогаст ничего не сказал по этому поводу. Он просто уехал. Когда это было? Вскоре после ужина. В субботу.

Вот и все — констатация фактов и только. Никаких деталей, подробностей, домыслов, которые могли лишь разбудить чьи-нибудь подозрения. Да, какая-то девушка останавливалась на ночь, а утром поехала дальше. Да, неделей позже приехал детектив, искавший эту девушку; он задал несколько вопросов, остался доволен ответами и тоже уехал. Сожалею, но больше ничем не могу помочь.

Норман был уверен, что на этот раз сумеет рассказать все спокойно, без накладок. Потому что ему не придется беспокоиться о маме.

Она больше не будет выглядывать в окно. После того, как он сделает то, что задумал, мамы вообще не будет в доме. Даже если кто-то заявится с этим самым ордером на обыск, мамы ему не найти.

Лучшей защиты не придумать. И не только для него, но, даже в большей степени, для самой мамы. Норман принял решение и непременно его выполнит. Не стоило даже дожидаться утра.

Странно, хотя все уже действительно закончилось, он оставался полностью уверенным в себе. Не то что неделю назад, когда он совсем потерял голову и мечтал только о том, чтобы мама оказалась в доме. Теперь он именно не хотел этого. И уж на этот раз он найдет в себе достаточно самостоятельности, чтобы заявить ей об этом.

Он решительно поднялся на второй этаж и прошел прямо в мамину комнату. Включил свет. Мама лежала в постели, конечно, но не спала — она с самого начала лишь притворялась.

— Норман, где ты был так долго? Я вся изволновалась…

— Ты знаешь, где я был, мама. Не притворяйся.

— Все в порядке?

— Да, конечно, — он сделал глубокий вдох. — Мама, я вынужден попросить, чтобы ты на время отказалась от своей комнаты. На неделю или около того.

— Что такое?

— Я сказал, что вынужден попросить, чтобы ты не спала в этой комнате ближайшую неделю или около того.

— Ты в своем уме? Это моя комната.

— Я знаю. Но я не прошу, чтобы ты покидала ее навсегда. Только на неделю. Или около того.

— Но с какой стати…

— Мама, пожалуйста, выслушай меня и постарайся понять. Сегодня у нас в доме был мужчина.

— Тебе обязательно говорить о таких вещах?

— Да, обязательно — по крайней мере, на этот раз. Потому что рано или поздно этого мужчину начнут разыскивать. И я скажу, что он побывал в мотеле, задал несколько вопросов и уехал.

— Правильно, сынок, именно так ты и должен сказать. И с этим будет покончено.

— Возможно. Я надеюсь на это. Но я не могу рисковать. Может быть, они захотят обыскать дом.

— Пусть обыскивают. Никакого мужчины они здесь не найдут.

— И тебя тоже, — Норман набрал в легкие побольше воздуха и зачастил: — Я не шучу, мама. Это ради твоей же безопасности. Я не могу допустить, чтобы кто-нибудь увидел тебя, как этот детектив сегодня. Я не хочу, чтобы тебе начали задавать вопросы, и ты не хуже меня знаешь почему. Это невозможно, и все. Поэтому безопасней всего для нас обоих сделать так, чтобы тебя тут не было.

— И куда же ты собираешься меня деть? Утопить в болоте?

— Мама…

Она начала смеяться. Звуки, которые она издавала, походили на карканье, и Норман знал, что если она разойдется, ее уже не остановить. Единственным способом предотвратить истерику было перекричать маму в самом начале. Неделю назад Норман ни за что не осмелился бы на это, но сейчас была не прошлая неделя, а сейчас , и все обстояло иначе. Сейчас Норман должен был взглянуть в лицо правде. Мама была не просто больна: она была психопаткой, и очень опасной к тому же. Ее следовало держать под строгим надзором, и он твердо решил обеспечить этот надзор.

— Замолчи! — рявкнул он, и карканье стихло. — Извини, — сказал он уже мягче, — но ты должна выслушать меня. Я все продумал. Я спрячу тебя во фруктовом погребе.

— В погребе? Но я не могу жить…

— Можешь. И будешь. Тебе придется. Я позабочусь о том, чтобы ты ни в чем не нуждалась: там есть свет, и я могу поставить кушетку…

— Но я не хочу!

— Мама, я не спрашиваю, хочешь ли ты. Я приказываю. Ты будешь жить во фруктовом погребе до тех пор пока я не решу, что ты можешь вернуться в свою комнату. И я повешу на стену индейский плед, чтобы дверь не была на виду. Даже если кто-нибудь спустится в подвал, он ничего не заметит. Только так мы и сможем обеспечить твою безопасность.

— Норман, я отказываюсь даже обсуждать подобные глупости. Я шагу не сделаю из этой комнаты.

— Тогда мне придется отнести тебя.

— Норман, ты не посмеешь…

Но он посмел. В конце концов ему пришлось выполнить свою угрозу. Он поднял маму с постели и понес вниз, и она оказалась легкой, как перышко, — куда легче мистера Арбогаста, — и пахло от нее не табачным перегаром, а духами. Мама была слишком ошеломлена, чтобы оказывать сопротивление, и лишь немного поскуливала. Нормана поразила простота, с которой ему все удалось. Главное было твердо решиться. Господи, да его мама была просто старой больной женщиной. Какая же она хрупкая, бедняжка. Ему, в действительности, вовсе незачем было бояться ее. Да что там, теперь она боялась его. Да, боялась, точно. Потому что, пока Норман нес ее, она ни разу не назвала его “сынком”.