Дэвид Кроу - Бледнолицая ложь. Как я помогал отцу в его преступлениях

Ворвавшись в кухню, я закричал:

— Мама, как ты могла взять спидометр, не заплатив?

— Милый, но я же оставила деньги на прилавке!

Она нарезала ростбиф и выкладывала ломтики на тарелку.

— Наверное, тот мужчина их просто не заметил. Завтра я все улажу.

— Но я видел коробку, в которой он продавался, и…

— Никто не любит меня — ни мой муж, ни моя мать, ни даже мои дети!

Глаза ее наполнились слезами.

Бедная мама! Бессмысленно было сердиться на нее. К тому же она в последнее время столько всего пережила, и мне не хотелось делать ей еще хуже.

— Я люблю тебя, — сказал я, крепко ее обнимая. — Все будет хорошо.

Как-то в среду, в начале марта, отец вернулся домой с работы, пока мама была в гостях у подруги — случай крайне редкий. Он опять усадил нас четверых в «Рамблер» и повез в пустыню.

Мы все молчали. Я сидел сзади, за отцом, с пересохшим от ужаса горлом. Судя по всему, у него возник очередной зловещий план.

Отец свернул на обочину и заглушил мотор. Маленькая Салли посмотрела сначала на меня, потом на Сэма, сидевшего справа. Он пожал плечами. Лонни на переднем сиденье не отрывала глаз от своих колен. Похоже, она знала, что будет дальше.

Отец сжимал руками руль и глядел прямо перед собой.

— Мы уезжаем завтра, пока ваша мать на работе. Утром идите в школу, как обычно. Когда я приеду за вами, у вас будет пятнадцать минут на сборы.

Он обернулся и пронзил взглядом нас с Сэмом и Салли.

— И не вздумайте проболтаться!

Желудок у меня сжался, и я почувствовал, что меня сейчас стошнит. Мама придет и увидит пустой дом. Как он может так с ней поступать? Бормоча себе под нос, отец завел машину и развернулся. Глядя на скалы и кактусы на обочинах, я продолжал себе повторять, что отец уже много лет грозит избавиться от мамы, и, возможно, в этот раз тоже ничего не произойдет.

Вечером она подала нам традиционную бамию, ростбиф и ледяной чай. За ужином мама жаловалась на свою работу и наши выходки, пока отец читал газету — как всегда по вечерам. Мы с Сэмом пинали друг друга под столом ногами, а потом сбросили куклу Салли с лестницы. Лонни ее принесла и велела нам оставить сестру в покое.

— А ну тихо, черт вас подери, — пробормотал отец.

— Дети должны больше помогать мне по дому, — сказала ему мама, пока Лонни мыла посуду и расставляла ее на сушилке.

Когда настало время ложиться спать, мы разошлись по комнатам, делая вид, что все в порядке.

— Как думаешь, мы успеем собраться за пятнадцать минут? — прошептал снизу Сэм.

— У нас не так много вещей, — усмехнулся я. — И пяти минут хватит.

Сэм повернулся к стене и заснул. А я — нет.

Я пытался читать братьев Харди, но не мог избавиться от тревожных мыслей. Я лежал, светя фонариком в потолок, испещренный трещинами, и думал, что завтра, возможно, буду спать в другой постели. А может, все это просто дурной сон и утром мы проснемся как ни в чем не бывало?

На следующее утро перед уроками я играл в мяч на школьном дворе, стараясь, как обычно, попасть в Вайолет. Она увертывалась и показывала мне язык. После ланча миссис Гарсия велела мне идти в кабинет директора.

Я замер на месте, уставившись на нее.

— Не волнуйся, — сказала она. — Папа приехал тебя забрать. Никаких неприятностей.

— А… ну хорошо.

Я в последний раз обвел класс глазами и заставил себя подняться с места. Пока я шел между рядов, Вайолет хихикнула:

— Похоже, тебя наконец-то выгоняют из школы, мелкий паршивец.

Я выдернул у нее из пальцев карандаш и бросил его на стол учителя, когда проходил мимо. Обернувшись, я увидел, что Вайолет снова показала мне язык, а потом улыбнулась.

На парковке отец стоял рядом с «Рамблером» и показывал пальцем на часы. Он скомандовал мне торопиться. Лонни, Сэм и Салли уже сидели в машине.

— Мы что, правда уезжаем? — спросил я. — Но мы же не оставим маму здесь, да?

Отец не отвечал. Мы подъехали к дому, быстро побросали свои пожитки в картонные коробки и затащили их в машину. Отец уже погрузил мебель, занавески, постельное белье, полотенца и посуду в зеленый прицеп. Мои подошвы скрипели, когда я шел по голым полам, и по всему дому разносилось эхо.

— Воду, газ и электричество сегодня отключат, — сказал отец.

Он свалил мамину одежду на грязный матрас, валявшийся у стены в гостиной.

— Телефон я уже отключил. Хозяин получил за дом последний чек. Я сказал, он может сдавать его другим жильцам.

— Тогда, думаю, это все, — откликнулась Лонни.

— Вынь продукты из холодильника, — напомнил ей отец. — Быстро, нам надо успеть до ее возвращения.

Лонни побежала в кухню, а отец приклеил к двери записку:

Не ищи нас. Ты нам не нужна .

Пока мы ехали по Саут-Клифф-драйв, мои руки и ноги были как ледяные. Перед поворотом на трассу 66 я обернулся и увидел позади вывеску сувенирной лавки «Уинн». Маму ждет дома эта ужасная записка. Она вернется и увидит, что нас нет. Она будет замерзшая, голодная и усталая, а в доме ни еды, ни отопления, ни постели. Никто не спросит, как прошел ее день. И очень скоро хозяин выгонит ее на улицу.

— У нее есть почти двести долларов — и я оставил ей машину, — сказал отец, когда мы вырулили на шоссе.

Ну да, словно это бог знает какая ценность! В «Форде», который отец ей купил, не работало отопление и протекало масло, решетка была ржавая, шины — лысые, на лобовом стекле красовалась гигантская трещина, а из выхлопной трубы валил черный дым. Стоило маме чуть-чуть поднажать, и машина грохотала так, будто сейчас развалится на части.

Всю дорогу от Гэллапа до границ резервации индейцев навахо у меня в голове крутились тысячи вопросов. Что мама будет делать? Куда пойдет? Как выживет? Если бы отец согласился дальше оплачивать ее лечение, стала бы она со временем хорошей матерью?

У меня было больше шансов выжить на улице, чем у нее. Как могли мы так с ней поступить?

И как мы будем жить дальше?

Индейский хоган в Форт-Дефайнс, Аризона, 1965.

Прошло меньше часа, прежде чем мы добрались до городка Уиндоу-Рок, въезда на территорию резервации навахо, где находится гигантская скала из красного песчаника с дырой, сквозь которую видно небо. Слева я увидел длинное здание с шестью флагштоками перед входом — штаб-квартиру племени. Все свои предыдущие знания о резервациях я почерпнул из нашей жизни в закрытом поселке ЭПНГ и поездок на индейский рынок Хаббел, и мне даже в голову не приходило, что в Форт-Дефайнс будет совсем по-другому.

К этому моменту я уже перестал плакать, но внутри все равно страдал. Мы, дети, всю дорогу молчали, только отец бормотал себе под нос что-то про «эту бесполезную сучку».