Дэвид Кроу - Бледнолицая ложь. Как я помогал отцу в его преступлениях

Между всхлипами Лонни бормотала:

— Я больше не помогаю маме… она просит, а я не делаю… Я говорю, что хочу, чтобы она ушла.

Она высморкала нос.

— А потом… когда ты приходишь ко мне в комнату и говоришь со мной так… как бывает… ты хочешь, чтобы я стала взрослой… а я не хочу. Не заставляй меня.

Мне тут же вспомнилось, как отец склонялся над Лонни, лежащей в кровати, и что-то шептал ей на ухо, лицом к лицу, держа сестру за руку. Но она отдергивала руку и говорила «нет».

Но чего он от нее хотел? Я не знал точно, но понимал, что отец заставляет ее делать нечто, чего детям нельзя.

Лонни продолжала:

— Ты говоришь, что я — лучшая мать, чем она… но мне же всего четырнадцать! Мама все время кричит на меня и говорит, что ненавидит…

— Не беспокойся, — мягко ответил отец. — Она сама во всем виновата. Вскоре ее тут не будет, обещаю. Но больше никакого аспирина флаконами, ты меня слышишь? Ты могла умереть. Давай-ка пойдем прогуляться, подышим воздухом.

Он помог Лонни набросить пальто, и они вышли через переднюю дверь. Скорчившись под окном гостиной, я смотрел, как они шли по улице под моросящим дождем. Лонни все еще всхлипывала.

Боясь, что отец меня заметит, я вернулся в спальню и забрался под одеяло, дожидаясь их. Когда входная дверь скрипнула, я тихонько поднялся по лестнице и притаился в коридоре.

— Иди спать, Лонни, — сказал отец. — Мы скоро избавимся от этой сумасшедшей сучки и заживем собственной жизнью.

— Да какой жизнью! — воскликнула Лонни, захлопнув за собой дверь спальни.

Я спустился назад и улегся в кровать. Отец спас Лонни, но по его вине она решила отравиться аспирином. Он ее до этого довел. И что, если не все таблетки вышли у нее из желудка? Она же может умереть! Всю ночь мне снилось, что Лонни тонет — уходит под воду и больше не появляется.

На следующее утро, когда я проснулся, Сэм уже ел на кухне кукурузные хлопья. Дверь в мамину спальню стояла закрытая, «Рамблера» в гараже не было. Лонни с Салли тоже куда-то подевались.

Мы с Сэмом отправились к мистеру Пино, собираясь пошутить над субботними завсегдатаями трассы 66. Но ничто нас не радовало, даже то, как пьяные отскакивали от взрывающихся под ногами пистонов. Большая часть «вишневых бомб» так и осталась в бумажном пакете, вместе с фейерверками. Сэм помог мне развезти вечерние газеты, и мы бродили с ним по улицам до самой ночи, швыряясь камнями на дальность. Мы замерзли и проголодались, но обоим не хотелось возвращаться домой.

В темноте мы проскользнули в двери и нашли в холодильнике нарезанный ростбиф. Словно волки, мы глотали мясо, заедая арахисовым маслом. Время ужина давно прошло, а нашего отсутствия никто не заметил.

В воскресенье отец дважды отводил меня в сторону.

— Почему вы до сих пор не избавились от вашей матери? Уж ты-то точно знаешь, что для этого надо делать. Давай рушь все в доме к чертовой матери! И не тревожься за Сэма и Салли — они последуют твоему примеру. Лонни делает все, что от нее зависит. Ваша мать не справляется без ее поддержки. Теперь дело за тобой. Завтра я хочу видеть результат.

Все следующее утро я со сжимающимся сердцем думал, как мне поступить. Когда я вернулся домой из школы, доставив вечерние газеты, Лонни сидела у себя в комнате, а Сэм с Салли смотрели телевизор. До прихода отца оставалось около часа.

Мама на кухне готовила ужин. Я встал у нее за спиной и смотрел, как она нарезает ростбиф. Бамия уже скворчала на сковороде, ледяной чай в кувшине дожидался, пока она разольет его по стаканам.

В доме было тихо и спокойно, но я не мог все так и оставить. Отец разозлится и изобьет меня. Придется что-то сделать — прямо сейчас.

Собравшись с духом, я прошел в гостиную, позвав с собой Сэма и Салли. Услышав, как мы перешептываемся между собой, мама спросила:

— Дети, как дела в школе?

— Не твое дело! — крикнул в ответ Сэм. Салли рассмеялась.

Мы с Сэмом взяли с обеденного стола две тарелки и швырнули их о стену. Осколки посыпались на пол. Я взял стул и ударил им по дивану. Стулом я задел Сэма, поэтому он схватил другой и ударил меня в ответ.

Мама поспешила в гостиную, как была, с кухонным ножом в руках.

— А ну-ка прекратите — СЕЙЧАС ЖЕ! — закричала она.

— Ты нам больше не указ! — выпалил я.

До этого она едва держала нож, но теперь стиснула рукоятку так, что костяшки пальцев побелели.

— Дэвид, ты же мой главный помощник, — взвыла мать. — Мой старший сын. Только посмотри, что вы натворили! Как ты можешь так со мной поступать? Сэм с Салли ведут себя как дикие звери. А Лонни ни в чем не хочет мне помочь.

— Я тебе тоже больше не помощник, — ответил я. — Отец говорит, мы скоро от тебя избавимся.

Она не двинулась с места. Остекленевшими глазами мама уставилась в окно гостиной.

Сэм взял со стола ложку и запустил ею в Салли. Салли смахнула со скатерти оставшуюся посуду — тарелки, вилки и стаканы посыпались на пол. Я толкнул Сэма так, что он полетел на журнальный столик.

Мама вскрикнула.

Я выпрямил спину, и внезапно нож пролетел мимо моего лица и задел стену гостиной возле оконной рамы. Кусок штукатурки упал на ковер, а на стене осталась белесая впадина.

Мама зажала руками рот и, с расширившимися от ужаса глазами, громко застонала.

— Я не хотела! Нож… он просто выскользнул у меня из рук.

Мы все замерли на месте, и в этот момент в гостиную вошел отец.

— Мама кинула ножом Дэвиду в голову! — закричала Салли. — Она только случайно не попала!

— Черт тебя подери, Тельма-Лу! — взревел отец. — Как ты могла? Да ты совсем сумасшедшая.

Салли бросилась по коридору в свою комнату и закрылась там, мы с Сэмом убежали к себе в подвал. В доме опять стало тихо. Ужинать в тот вечер мы так и не сели. Пытаясь успокоиться, я выскользнул из дому через гаражную дверь и бежал по трассе 66, пока огни Гэллапа не превратились в мерцающую дымку на фоне ночного неба. Я никогда не убегал так далеко от города.

На следующее утро, когда я поднялся наверх, Лонни, Салли и Сэм уже ушли в школу. Я спешно вышел через главную дверь, пока мама с отцом не заметили меня. «Рамблер» все еще стоял на подъездной дорожке.

Доставив вечерние газеты, я вернулся домой и обнаружил всю семью за кухонным столом. Отец расположился на диванчике, а мама — с ним рядом, в одном халате. У двери стояла ее маленькая дорожная сумка.

— Где тебя носит? — спросил отец. — Мы уже сто лет ждем.

— Но я же не знал! — сказал я.

— Я сегодня не пошел на работу. Садись — нам надо поговорить. Я должен всем вам сообщить кое-что.

Он перевел взгляд на маму. Она сидела, уставившись в одну точку запавшими, пустыми глазами, как военнопленные, которых я видел на фото.

— Я везу вашу мать в психиатрический госпиталь Назарет в Альбукерке, — спокойно начал отец. — Ей надо полечить нервы, и я обеспечу ей такое лечение.