Дэвид Кроу - Бледнолицая ложь. Как я помогал отцу в его преступлениях

Когда США достигли соглашения с Советами и угроза миновала, отец сказал, что они все равно попытаются нанести удар, поэтому тренировки отменять нельзя. Но с течением времени он потерял к ним интерес, и мы с ним вдвоем поехали в бомбоубежище забрать свои вещи. Пока что его навыки выживания пропадали втуне. Однако все время кризиса отец кипел энергией и выглядел счастливым — образцовый глава семьи, заботящийся обо всех ее членах.

Я стоял возле дома и наблюдал, как мама с отцом идут по подъездной дорожке. Было воскресенье, начало ноября, и они отправлялись в госпиталь Гэллапа, в паре кварталов от нас. Маме должны были удалить геморрой, являвшийся, пожалуй, самой мелкой из ее проблем. Отец кричал ей поторапливаться и тянул за локоть, от чего она едва не падала.

Он вернулся меньше чем через час.

— Я хочу, чтобы все собрались в гостиной на семейную беседу, — сказал он.

Мы в тот момент сидели на диване и смотрели телевизор.

— Вашей матери скоро с нами не будет, — заявил отец. — Так что готовьтесь переехать и забыть о ней.

Глаза у него не пучились, а вена не выступала на лбу.

— Когда ее выпишут, она сядет на автобус до Калифорнии и поедет поправляться к своей матери. К тому времени, когда она возвратится, мы уже будем в Форт-Дефайнс. Там ей нас не найти.

Два дня спустя я вернулся домой из школы и увидел, что мама складывает вещи. Я хотел ее предупредить, но это все равно ничего бы не изменило.

— Увидимся через пару недель, — сказала она нам, детям, на прощание. — Я вас люблю.

Я подбежал ее обнять. Мои брат с сестрой скрылись у себя в комнатах, но она, похоже, не обратила на это внимания. Отец взял ее сумку, и они уселись в наш «Рамблер». Как она могла не понимать, что он задумал?

Когда машина вырулила на дорогу, я побежал дворами и боковыми улочками к автобусной станции, надеясь еще раз взглянуть на маму, прежде чем она уедет. Я остановился в квартале оттуда, чтобы мама не заметила меня. Она стояла одна перед окошком кассы и покупала билет. На ней было тонкое хлопковое платье и поношенный свитер. Когда мама обернулась в мою сторону, я заметил, что она хмурится. Она не видела меня — и вообще ничего вокруг.

Автобус подъехал к остановке, она поднялась по ступенькам и скрылась из виду. Знай я, что она едет туда, где ей будет лучше, то не волновался бы так. Но мне казалось, что мама нигде и ни с кем не будет счастливой.

Она была никому не нужна.

Приближался День благодарения, а от мамы не было ни слуху ни духу. Отец продолжал повторять, что мы переедем до того, как она вернется, но день за днем он мерил шагами кухню и кричал в телефонную трубку:

— Черт побери, вы что, до сих пор не нашли нам места в Форт-Дефайнс?

Потом он швырял ее на аппарат и говорил, что все там — одна куча идиотов.

В День благодарения, ближе к вечеру, мама позвонила с автобусного вокзала Флэгстафф в Аризоне и сказала отцу, что едет и будет в Гэллапе часа через три. Отец забегал по дому, собирая всех в гостиную, чтобы поговорить.

На этот раз никто не садился.

— Я не хочу, чтобы ваша мать возвращалась в этот дом, — сказал отец, стоя на пороге. — Когда она явится, вы должны сидеть по своим комнатам — все, кроме Дэвида, — он сверкнул на меня глазами, — и чтобы свет был выключен. Я сейчас уеду, и после этого вы запрете все двери, в том числе в гараж. И заложите задвижку, чтобы мать не могла отпереть замок ключом.

Он толкнул меня в грудь.

— Я хочу, чтобы ты сидел у входа и ждал ее. Свет на крыльце не зажигай. Скажи ей, что она тут больше не живет. Если она спросит, где я, говори, что не знаешь. Знаешь только, что тут больше не ее дом.

Я отступил на шаг.

— Я? Но почему? Нельзя же ее не впускать! На улице холодно, она захочет войти погреться. Будет ведь уже почти ночь! Куда она пойдет?

— Это не твоя проблема. Она поймет, что это не ее дом, если именно ты скажешь ей убираться. Это твоя работа.

Лонни, Сэм и Салли стояли рядом с отцом, глядя на меня. В тот момент я их всех ненавидел.

Отец сел в «Рамблер» и уехал. Лонни, Сэм и Салли разошлись по своим комнатам, а я сидел у двери в полной темноте. Миновала, казалось, целая вечность, прежде чем ключ заскрежетал в замке. Когда дверь не открылась, мама постучала.

— Откройте! — закричала она. — Тут холодно! Ваш отец меня не встретил. Где Лонни? Почему она не пришла помочь мне с сумкой? Я на нее сержусь!

Я подскочил и глянул в глазок. Я едва мог различить мамин силуэт в свете уличного фонаря. Она тяжело опустила сумку на землю и заколотила в дверь кулаками.

— Куда вы все подевались? — звала она. — Кто-нибудь, впустите меня!

— Ты больше… ты больше тут не живешь, — едва удалось выдавить мне.

— Дэвид? Что ты такое говоришь?

Глаза у меня наполнились слезами, и я с трудом сглотнул.

— Я не могу тебя впустить.

— Но я твоя мать. Здесь мой дом. Открой, мне холодно.

Отчаяние, сквозившее в ее голосе, едва не заставило меня сдаться. Мама кричала и уговаривала меня отодвинуть засов. Дрожа, я опустился обратно на пол.

Наконец она ушла, а я так и сидел под дверью, рыдая, зажав голову в ладонях. Хороший сын никогда так ужасно не поступил бы с собственной матерью.

Когда стало ясно, что мамы поблизости нет, я сбежал вниз и в одной футболке выскочил наружу через гаражную дверь. Тяжело дыша, я помчался по улицам. Я бежал, пока у меня не заболели ноги. Легкие, казалось, вот-вот лопнут. Когда я вернулся домой, вся одежда была мокрая от пота, а руки и ноги — ледяные.

Я заметил отблеск уличного фонаря на заднем бампере «Рамблера» в гараже. Отец вернулся домой. На крыльце горел свет, но в доме было по-прежнему темно. Я закрыл за собой тяжелую деревянную дверь гаража и пробрался к себе в спальню. Сэм на нижней койке не издал ни звука, пока я карабкался к себе.

Лежа в постели, я продолжал слышать стук в дверь и мамины отчаянные мольбы. Где она сейчас? Что, если замерзла до смерти?

Я взял книжку про братьев Харди, зажег фонарик и попытался отвлечься, читая про них, чтобы скорей заснуть. Братья Харди всегда разгадывали тайны и побеждали злодеев, а потом возвращались в любящий дом. Со мной такого никогда не будет.

Среди ночи я услышал какие-то шорохи. Подкравшись к лестнице, я разглядел мамин силуэт — она влезала в окно гостиной. Как ей это удалось? Окно находилось на уровне пояса, и туда можно было забраться, если встать на ступеньки, но ей приходилось крепко держаться, чтобы не упасть. И как она умудрилась открыть шпингалет? Это не так легко. А ведь она всегда была такая беспомощная!

Своими птичьими шажками она поспешила в спальню. Дверь за ней закрылась. Я знал, что отец там, поэтому подкрался послушать. Сердце отчаянно колотилось у меня в груди.