Дэвид Кроу - Бледнолицая ложь. Как я помогал отцу в его преступлениях

— Эй ты, а ну-ка прекрати, не то я отправлю тебя к директору! — говорили они, и класс взрывался от хохота.

Для разнообразия я мог принести в школу рогатку и стрелять камешками в других учеников, желательно в уши. В меткости мне не было равных. Если рогатка ломалась или ее отбирали, я плевался через соломинку. Бывало, я приносил с собой водяной пистолет и брызгал из него в одноклассников.

Естественно, я частенько попадал к директору. Но никакие угрозы не могли меня остановить. Я исполнял свою миссию — постоянно придумывал новые проделки, чтобы рассмешить других детей и хоть ненадолго избавиться от тоски, точившей меня изнутри.

Когда наступила пятница, мисс Смит подсчитала голоса. Улыбнувшись, она обвела класс глазами.

— Кто из вас Ширли Гилберт Блэкгот? В списке я такой не вижу.

Она ждала, что какая-нибудь девчонка-навахо вскинет на радостях вверх руку, но класс вместо этого разразился смехом.

Гилберт склонил голову до самой парты, плечи его упали. Внезапно он подскочил на своем стуле со сжатыми кулаками. Он догадался, кто это подстроил. Никто больше не смог бы такое придумать. Я весь подобрался — Гилберт, красный как рак, напомнил мне вулкан перед извержением. Он бросился к моей парте и свалил меня на пол.

— Я тебя убью, Гаагии . Вот увидишь!

Он схватил меня за грудки и несколько раз ударил кулаком, больше похожим на кувалду, пока я, извернувшись, не закрыл руками лицо. Генри смеялся сильней всех — как и мой новый приятель Джим, индеец-меномини, отец которого тоже работал на БДИ в Уиндоу-Рок.

— Прекратите! — закричала мисс Смит.

Гилберт замер с занесенным в воздух кулаком.

Учительница встала из-за стола и уперла руки в бока.

— Извинись перед Дэвидом! Похоже, тут какая-то ошибка.

Не говоря ни слова, Гилберт вернулся к себе за парту, по-прежнему со стиснутыми кулаками. Голову он изо всех сил втягивал в плечи. Мисс Смит хватило ума не настаивать, чтобы он извинился. Когда урок закончился, он погнался за мной по коридору, но я успел увернуться и заскочить в другой кабинет, где ему было меня не достать. Другие ребята дразнили его «Королевой Ширли».

Одноклассники, даже те, кто, как мне казалось, меня ненавидит, подходили и говорили:

— Классная шутка, Гаагии .

Однако не все находили мой юмор смешным, и большинство детей из хоганов и трейлеров продолжали преследовать меня по дороге из школы. Мне предстояло пройти долгий путь, прежде чем издевательства прекратятся.

В тот вечер, вернувшись с работы, отец спросил, почему у меня на щеке синяк. Я рассказал, как выставил Гилберта «королевой» перед всем классом.

Отец покачал головой.

— Мой сын не будет мальчиком для битья у идиотов-навахо!

После ужина он сел со мной рядом на старом красном диване и обнял меня за плечи. Впервые после переезда в Форт-Дефайнс он прикасался ко мне не для того, чтобы ударить. Сэм сполз на пол и продолжал смотреть телевизор. Салли пристроилась рядом с ним.

— Вместо того чтобы насмехаться над Гилбертом, — начал отец, — надо было вызвать его на бой, как мужчина мужчину. Только это помогает против издевательств. Я научу тебя боксу, чтобы ты мог защищаться. Ты знаешь, у нас есть документы, доказывающие, что мы чероки. Если ты вслух заявишь о своем наследии, другие станут тебя уважать. Ты ведешь себя так, будто не веришь, что ты индеец.

Я знал, что мы чероки — отец внушал нам это с самого рождения. Просто я — не такой, как все. Сэм уже перерос меня на два дюйма, и он гораздо сильнее. Уроки бокса могут помочь, раз уж проделки с Гилбертом оказалось недостаточно, чтобы надо мной перестали издеваться.

— Я хочу драться с теми, кто меня дразнит, папа. Хочу быть сильным, как ты.

— Отлично. Рад, что ты наконец начинаешь понимать, как надо себя вести. Когда мы позанимаемся, ты легко одолеешь Гилберта — и вообще кого угодно.

Он надул грудь и выставил вперед кулаки, как всегда делал, имитируя боксерские поединки.

— Гилберт не знает, как правильно драться. Он просто тебя бьет, а ты даешь ему такую возможность.

Отец встал и снял рубашку, готовясь к спаррингу со мной. Он напрягал грудные мышцы, играл кулаками и наносил удары в воздух. Глядя на холодный огонь в его голубых глазах под нахмуренными бровями, я не мог поверить, что он действительно мой отец. Он такой сильный и такой злой! А я слабый, бесхребетный.

— Тебе страшно, а люди чувствуют страх, — сказал он. — Ударь противника так, чтобы он не смог подняться, и больше никто не станет тебя дразнить. Они этого не ожидают — только не от тебя.

Мы вышли во двор и очистили себе пятачок от камней и соломы. Бродячий пес попытался броситься на отца, и тот отшвырнул его ударом ноги. Сэм тоже выскочил за нами и стал кидаться в собак камнями, чтобы их отогнать, а Салли смотрела через недавно отремонтированную сетчатую дверь.

— Защищайся левой рукой и бей правой, — сказал отец, показывая, как это надо делать.

— Двигай головой из стороны в сторону, чтобы труднее было в нее попасть. Тебе надо лишить противника равновесия.

Две недели мы каждый день тренировались с ним на заднем дворе, а Сэм смотрел на нас и большую часть времени хихикал. Я стал уверенней — подпрыгивал на месте и наносил удары по ладоням отца. Когда я попадал, он кивал головой и улыбался.

— Покажи этим ублюдкам, что ты круче, — говорил он. — Я хочу гордиться тобой, черт побери, но пока не могу. Твой младший брат выше, сильнее и быстрей тебя. Сэм надрал бы тебе задницу, не опасайся он, что ты потом отыграешься.

Да, я умел устраивать розыгрыши и рассказывать забавные истории. Но это не спасло бы меня от Гилберта, совершенно точно.

После каждой тренировки я представлял себя на ринге, в трусах с эмблемой «Эверласт» и боксерках, сражающимся за большой кубок на глазах у красивых девушек. Стоило мне сбросить шелковый халат, как болельщики начинали скандировать: «Кроу! Кроу! Кроу!» И каждый раз Вайолет в конце награждала меня поцелуем.

Вера в отца и в самого себя придавала мне сил. Очень скоро я стал двигаться быстрей и ловчее.

— Влево, теперь вправо, отпусти голову, бей! — кричал отец.

Я уже мог застать его врасплох своим ударом и попасть в грудь или в живот, прежде чем он поставит блок. Когда он пытался мне ответить, я перехватывал его руку. Я беспокоился, что отец станет злиться, но вместо этого он меня хвалил. Во время этих тренировок мы становились близки, как никогда раньше.

Лонни, понаблюдав за нами, сказала:

— Ты не можешь бить всех, кто над тобой смеется. Надо попробовать подружиться с ними.

— Не получится, — ответил я. — В моем классе никто не верит, что мы чероки, а белых они бьют. Отец прав — мне надо уметь постоять за себя.