Анне Ханкок - Питбуль

Из дома сочился резкий запах пота и животного жира. Стоявший в дверях мужчина жмурился от утреннего солнца и вопросительно смотрел на Элоизу. Это был лысый, стройный человек, загорелый, с седыми волосами на груди. На нем был расстегнутый халат, белые трусы и спортивные носки, от которых на красно-коричневой плитке прихожей оставались темные мокрые следы.

— Петер Зельнер? — спросила Элоиза.

— А кто вы?

— Меня зовут Элоиза Кальдан, — сказала она, протягивая ему правую руку, а в левой держа свою пресс-карту. — Я дружу с Эриком Шефером из копенгагенской полиции. Насколько я понимаю, вы с ним знакомы по полицейской академии?

Он взял ее за руку и нерешительно кивнул:

— Эрик Шефер? Да. Да.

— Простите, что беспокою, но я хотела бы узнать, не найдется ли у вас времени поговорить со мной?

— Поговорить с вами? — спросил он. — О чем?

— Если вы позволите войти на минутку, я объясню.

— Да, да. — Он растерянно кивнул и жестом пригласил Элоизу внутрь.

Он закрыл за ней дверь, провел ее в открытую кухню-столовую и указал на обеденный стол.

— Пожалуйста. Садитесь! — сказал он.

Элоиза внимательно оглядывала убранство. Это был обычный одноэтажный дом с желтыми кирпичными стенами и белыми окнами с крестовиной, снаружи он выглядел как и все остальные дома в округе. Внутри же все создавало тяжелое апокалиптическое настроение: вокруг царил беспорядок, вещи были разбросаны, как будто дом обыскивали.

Элоиза украдкой взглянула на Зельнера. На кармане халата и на его правой руке была кровь, но он, похоже, не собирался ни запахнуть халат, ни убрать горы тарелок с остатками еды со стола перед ней.

Он казался странно смущенным. И от него сильно пахло спиртным.

Петер Зельнер сел за стол напротив нее.

— Вы, значит, знакомы с Эриком Шефером? — произнес он с блуждающим взглядом.

— Да. Я была вовлечена в расследование убийства, которым он занимался несколько лет назад, и мы с тех пор подружились.

Петер Зельнер на секунду прикрыл глаза.

— Я помню его хорошим человеком, — сказал он.

— Он такой и есть, — кивнула Элоиза. — Вы говорили с ним вчера утром, если я правильно понимаю?

Он приоткрыл рот в нерешительности. Затем кивнул:

— Да. Он звонил в участок. Должен признаться, я удивился, услышав его. Прошло уже много лет. Это он прислал вас сюда?

— Нет, на самом деле я здесь по поручению еще одного хорошего друга. Яна Фишхофа, вы его помните?

Зельнер нахмурился и задумался.

— Фишхофа? Эм… смутно!

— А Шефер звонил вчера спросить, не знали ли вы парня по имени Мазорек. Который погиб в аварии на моторной лодке.

— Да. Это верно.

— Я немного читала об этом происшествии и помню, что это вы приехали тогда на вызов, верно? — Элоиза достала из сумки блокнот и щелкнула ручкой.

Зельнер кивнул и с сомнением посмотрел на блокнот.

— Вы помните тот вечер?

— А что?

— Я хотела бы знать, как все проходило. Вы получили вызов через телефон экстренных служб, или как это было?

— Да, я… — Он тяжело вздохнул. — На линию экстренных служб ранним вечером поступил звонок от очевидца, который сообщил, что моторная лодка Тома Мазорека горит во фьорде, после чего я сразу выехал на место…

— Я переспрошу еще раз, — сказала Элоиза. — Свидетель сказал во время вызова, что это была лодка Мазорека?

— Да.

— Откуда ему это было известно?

— Курт живет у самого фьорда, и у него самого есть лодка. Он знает все местные суда и узнал моторку Мазорека.

— Это был Линнет? — Она пролистала свои записи. — Курт Линнет?

Зельнер кивнул.

— Когда я прибыл туда, я увидел лодку довольно далеко от берега. С кормы поднимался черный дым, горел моторный отсек, и огонь уже уничтожил половину лодки.

— А Мазорек?

— Он был в воде в нескольких сотнях метров от лодки.

— Как вы вытащили его на берег?

— У Курта перед домом была пришвартована к пристани шлюпка, поэтому я добрался до него на веслах и затащил на борт. Но, к сожалению, было уже поздно.

— Он был уже мертв?

Петер Зельнер кивнул.

— Как вы поняли, что он утонул?

— У него не было дыхания и пульса, поэтому сомнений не оставалось.

— Но как вы поняли, что он утонул ?

— А не?

— А не был, например, убит.

Петер Зельнер вопросительно улыбнулся. Когда выражение лица Элоизы не изменилось, он перестал улыбаться и выпрямился.

— Вы серьезно?

— Да, серьезно. На теле не было ничего заметно? — спросила она. — Следов борьбы? Признаков насильственной смерти?

— Насильственной? Нет. Нет… — Он покачал головой и смотрел на нее не мигая.

— Проводилось ли вскрытие?

— Эм, нет. Не проводилось.

— Почему?

— Я не помню, это было уже давно. Либо была против семья, либо врач, проводивший судебно-медицинскую экспертизу, посчитал вскрытие излишним.

Элоиза щелкнула ручкой.

— Мне известно, что Том Мазорек давал показания по делу Мии Сарк, расследование которого вы возглавляли в 1997 году. Вы его помните?

— Дело Мии Сарк?

— Да, в статьях, посвященных этому делу, говорится, что Мазорек был в таверне в ночь исчезновения девушки.

Зельнер провел рукой по волосам и встал.

— Хотите кофе или еще чего-нибудь?

— Нет, спасибо, — сказала Элоиза. — Он когда-нибудь был подозреваемым по этому делу?

— Кто?

— Том Мазорек.

Зельнер изумленно рассмеялся и, казалось, забыл, зачем встал.

— Почему вы спрашиваете?

Элоиза выдержала его взгляд, ожидая ответа.

— Нет, Том Мазорек никогда не был подозреваемым в этом деле, — решительно сказал он. — А почему вы спрашиваете?

Элоиза перевернула блокнот, проигнорировав вопрос.

— Ваши коллеги в Сеннерборге были так любезны, что извлекли из архива материалы дела и помогли кое-какой информацией о ходе расследования. У вас есть версия, что случилось с девушкой?

Он пожал плечами.

— Если вы видели досье, значит, знаете, что там написано?

— Да, но одно дело — что там написано. И совсем другое — что вы думаете об этом сейчас . Спустя все эти годы.

Зельнер опустил глаза и заметил кровь. Он потянулся через стол и взял скомканную салфетку, лежавшую на тарелке.

— То, о чем вы говорите, произошло двадцать лет назад, и я с тех пор расследовал массу дел. — Он обернул салфетку вокруг большого пальца и снова сел. — Я не стал бы заходить настолько далеко, чтобы утверждать, что дело Сарк кануло в Лету, потому что это было бы неуважением к девушке и ее семье, но… расследование зашло в тупик. — Он поднял взгляд. — Мы ничего не нашли.

— Значит, вы все еще придерживаетесь той версии, что это была торговля людьми?

— Да, потому что именно так и было. Насколько мне известно.

— Значит, мотив преступления… какой? Нажива?

Он кивнул.