Ремигиуш Мруз - Безмолвная

Мой с агентством первый «разговор» в специальном чате под названием «РИЧ» длился около получаса. Я удержался от комментариев относительно того, что Кассандра присвоила мне ник «Верн». Не стал спрашивать ее о значении сокращения «РИЧ», решив, что «Ч» обозначает — чат. Не очень-то изысканно, надо заметить.

Некоторое время у нее ушло на то, чтобы убедить меня в том, что Клиза не вернется. Кассандра обещала сделать все для ее возвращения, но шансы на это, дескать, весьма невелики. Все было представлено так, что Клиза якобы сама приняла данное решение. Во что мне верилось с трудом. Впрочем, я не знал эту девушку. После появления информации о нахождении останков она могла счесть свою работу оконченной и двигаться дальше. Однако с подобной версией не клеилось то, что со мной связалась сама Кассандра. Возможно, Клиза постаралась заинтересовать ее моим делом, но это, по моему мнению, вряд ли имело какое-то значение. Вспомнилось рассказанное о Рейманнах Блицером. Они были богаты, счастливы, уважаемы и постоянно заняты либо приумножением своего богатства, либо расточительством.

И все же, вероятно, существовало что-то, побудившее Кассандру лично взяться помогать мне. Я отметил это для себя, хоть и понимал: она, скорее всего, не верит в то, что Ева жива. Тем более что мною не было представлено никаких доказательств этого.

Честно сказать, я и сам полностью не был уверен. Да и вообще, ни в чем на данном этапе не был уверен. Полицейское сообщение выглядело весомым, но я понимал, что доверять не должен никому.

Почти никому. Напомнил мне об этом звонок отца. Затаив дыхание, я взял трубку, понимая: если меня уже ищут, то родители тоже наверняка «на карандаше». Значит, все мои телефонные разговоры прослушиваются и вскоре следователи отследят звонки и вычислят по ним мое местонахождение. В общем, это доставило бы родителям кучу проблем, чего у них — Бог свидетель — и без того предостаточно. Однако вызов я принял — хотелось услышать знакомый голос. К тому же последний разговор и так мог быть записан.

Отец сразу спросил, где я нахожусь. В первую минуту я счел его сумасшедшим, коль скоро он вообще пытается это узнать. Затем мелькнула мысль: «Может, это как раз мне пора прекратить сходить с ума?» Ведь я все глубже погружался в состояние паранойи, считая, что меня преследуют люди, заинтересованные в том, чтобы Ева не нашлась. А если так, то сейчас меня должны оставить в покое. Сейчас, когда тело, как следовало из уведомления, найдено, не оставалось повода меня преследовать.

Трудно было собраться с мыслями. Я не понимал, где истина, а где — нет. Что является безусловной правдой, а что — проблесками измученного разума? Очередная бессонная ночь лишь усугубила мое состояние.

Я сказал отцу, где нахожусь. Я нуждался в нем, в матери. Они — единственные люди, на которых я мог положиться, а справиться самому с навалившимися на меня проблемами мне было не под силу.

Руководили мной и чисто практические мотивы. Если я намеревался, в конце концов, найти ответы на мучившие меня вопросы, то мне, безусловно, были необходимы две вещи — деньги и автомобиль.

Родители появились меньше чем через час. Мы встретились позади мотеля, и затем я провел их в номер. Закрыл дверь и оперся на нее спиной.

— Ты хоть ел что-нибудь? — спросила мать.

Я отрицательно помотал головой, посмотрел в окно и произнес:

— Не сочтите меня за параноика, но я хочу знать: за вами никто не следит? Вы проверяли?

— Да, проверяли, — заверил отец.

Я присел на пол и нервно взлохматил себе волосы. До появления родителей я собрал в кучку и упорядочил свои мысли, придя к окончательному выводу: мне следует полагаться только на собственную интуицию.

А она подсовывала мне один и тот же сценарий…

— Все будет хорошо, — произнесла мать.

— Знаю.

— Теперь, когда ее нашли, мы сможем…

— Это не она! — опроверг я.

Они с тревогой посмотрели на меня. Мне был знаком этот их взгляд, появлявшийся всегда, когда меня одолевали грипп или иная хворь и появлялись первые признаки заболевания.

— Я уверен, что это не она.

— Но, сын…

— Знаю, что так заявили общественности, — сказал я. — Однако это лишь элемент игры, которую они ведут. Зачем надо было убивать ее через столько лет? — Зная, что они ответят, я опередил их: — Факт, что ее ищут, ничего не меняет. Я делаю это с момента ее исчезновения.

Оба продолжали смотреть на меня.

— Пока я находился далеко от цели, у них не было повода беспокоиться. Учитывая то, что сделали, они отнюдь не выглядят людьми, которые чего или кого-либо боятся.

Родители сидели на кровати молча. Меня это ничуть не удивляло. На их месте я тоже счел бы за лучшее молчать.

Подтянув и согнув ноги, я оперся руками о колени.

— Где, говорят, ее нашли?

— Не знаешь? — спросил в ответ отец.

Надо было бы знать, но я не вслушивался в свежие сообщения СМИ — и, видимо, зря.

— Возле реки, — сообщила мать. — Где-то на Болко.

Небольшой остров в центре города является анклавом бегунов, велосипедистов, байдарочников и просто гуляющих. Также он заполнен множеством людей, проводящих свой досуг иначе, — молодежи с пивными банками, пенсионеров, разлегшихся на пледах, расстеленных прямо на травянистых газонах… Территория, не контролируемая камерами наблюдения, была достаточно обширной, чтобы укрыть на ней чьи-то останки.

— Почему они спрятали тело именно там? — задался я вопросом.

Я запрещал себе упоминать имя «Ева». Если и найдено какое-то тело, то оно не имеет к ней никакого отношения.

— Если б это действительно была она, то ее тело спрятали бы в таком месте, где никто и никогда его не нашел бы, — добавил я. — Все это бессмысленно.

— Может, они хотели, чтобы поиски закончились? — предположил отец. — Или почувствовали, что следствие к ним приближается…

— Каким образом?

Отец посмотрел на меня, словно хотел сказать: «Мы этого не знаем и, вероятно, никогда не узнаем». Но не сказал.

— Ее личность подтвердили, сын, — сказал он немного погодя.

— Хм, — хмыкнул я неуверенно. — Что-то довольно быстро…

— Сейчас исследования ДНК проводят молниеносно. Особенно если уже имеют материал для сравнения.

— Ну, не так уж и молниеносно…

Я отвел взгляд, потому что не мог вынести выражение тревоги и заботы на лицах родителей. Они были уверены в том, что жизнь на протяжении нескольких лет бьет меня по голове не только сама по себе, но и при моем активном содействии. Предполагали, видимо, что теперь я буду погружаться в отрицание очевидного, пока окончательно не помешаюсь.

Подняв руку, я провел ею по рубашке и пришел к выводу, что не столько для своего, сколько для их блага мне надо изменить внешность. Затем, усевшись к небольшому столику у стены, залез в принесенную матерью сумку. Слабо улыбнулся, увидев контейнеры для еды, в которых когда-то носил школьные завтраки.